«Дорогой Матей, — писал по-румынски отправитель открытки. — Пишу тебе из одного из самых больших портов Северной Европы. Он более космополитичен, чем ты себе представляешь. Порт и город живут тяжелой, трудовой жизнью, чего не увидишь на открытке. Во всех портах нас больше всего поражают социальные контрасты. Я скучаю без Бобо. Никогда ее не забуду. А ты по-прежнему ездишь к Миреле? Я был бы рад узнать, что она познакомилась с моим братом и что вы понравились друг другу. Кто знает, может быть, в будущем породнимся? На этом заканчиваю. В 21 час «Дунай» поднимает якорь. Пройдет еще две недели, прежде чем мы сможем ступить на сушу. Твой друг Мирча Василою. 16 июня 1980 г».
Прежде чем показать шефу открытку, присланную из ФРГ, я читаю ее еще раз. Текст самый обычный. Отправитель — наш моряк, и, по-видимому, из каждого порта, где его судно бросало якорь, он присылал своему приятелю открытку. Но если это был друг Матея, можно предположить, что он знал и Роксану. Это объясняет то, что открытка была заложена в роман, который наверняка читала Роксана, а не Владу. Книга, без сомнения, принадлежала ее брату, и, может быть, когда Роксана взяла ее почитать, открытка уже там лежала.
Я отрываю полковника Мареша от его занятий и протягиваю ему открытку.
— Из Гамбурга? — восклицает он и пристально всматривается в меня, как будто я принес ему что-то необычное.
— Да, но от нашего, от румына. Какой-то моряк пишет брату Роксаны.
Полковник читает текст, и его большое лицо слегка вытягивается.
— Была выслана этим летом, — констатирует он и передает открытку прокурору.
Тот сверяет дату почтового штемпеля с датой, проставленной в тексте. Они совпадают, и это вполне удовлетворяет прокурора.
— Что мне с ней делать? — спрашиваю я, когда злополучная открытка возвращается в мои руки.
— Присоедините ее к протоколу, — слышу я писклявый голос.
Я кладу «улику» на стол и намереваюсь вернуться к книжным полкам, но полковник Мареш останавливает меня вопросом:
— А как эта открытка сюда попала?
— Это имеет значение?
Не нужно было отвечать ему вопросом на вопрос. Во всяком случае, не таким вопросом. Это видно по грозному движению его бровей.
— Роксана, наверное, взяла ее у брата вместе с книгой… Может, не заметила, а может, хотела показать Владу, он ведь обожает воображаемые путешествия. Во всяком случае, послана она румынским моряком… с борта румынского корабля.
Полковнику не к чему придраться. Он задает мне еще несколько вопросов о брате Роксаны и делает знак, что я могу продолжать проверку книг. Видно, что мои ответы не очень ему понравились. Это ясно по тому, как напряженно он закуривает…
— Он часто приезжал в гарнизон? — спрашивает Мареш, не отрываясь от просмотра вещей в шкафу.
— Да нет. Чаще Роксана ездила в Констанцу, чтобы с ним увидеться. Он живет там, у него небольшой дом в Дульчешти… Нечто вроде дачи…
— Эта дача у него была еще до свадьбы?
— Да, Роксана с братом купили ее два-три года назад.
— Нужно проверить…
— Что проверить?
В моем вопросе столько удивления, что полковник отворачивает голову от шкафа, смотрит через плечо в сторону библиотеки. Огонек сигареты сейчас обожжет ему губы.
— Это дело с открыткой…
Мое недоумение усиливается. На спецкурсах нас учили, что, какого бы звания ни был собеседник, к нему всегда можно и даже нужно обратиться за разъяснениями, если есть сомнения. Потому сейчас я и спрашиваю:
— А что тут проверять? Даты совпадают, личность отправителя ясна — румынский моряк, друг Матея…
— Я, как ты знаешь, человек любопытный, — хрипит полковник. — Мне, например, до смерти интересно знать, кто такая эта Бобо? — И он отворачивается к своему шкафу.
Разговор окончен. Я молчу. Молчит и прокурор. И это меня интригует. Молчание — оно, конечно, золото. Но он что же, не слышал нашего диалога? Или ему нечего сказать по поводу открытки? Понятые продолжают наблюдать за нами, само собой разумеется, без всякого удовольствия. Про себя они, наверное, так же, как и я, только удивляются, видя, как мужчина в здравом уме и твердой памяти, словно хозяйка, маниакально любящая чистоту в доме, перетряхивает одну книгу за другой… А время идет… Иногда я нетерпеливо посматриваю в сторону полковника…
Господи, сколько это еще будет продолжаться? Со стороны аэродрома отчетливо доносится рокот самолетов. Я вздыхаю. Сегодня тоже день полетов. А мы торчим здесь и ворошим вещи мужа и жены, на свадьбе которых я радовался и веселился — с тех пор и года-то не прошло! Именно с тех самых пор, как старший лейтенант Михай Владу привел в дом жену. Вот тебе и жена! Вот тебе и дом! Мои движения становятся автоматическими: я беру книгу, листаю, встряхиваю, ставлю на место… Чтобы немного отвлечься, сбавляю темп и оглядываюсь через плечо. Шеф вытаскивает из карманов мундира Владу расческу, носовой платок. Прощупывает подкладку, ватные плечи кителя. Его сноровка повергает меня в в уныние. Он курит, проверяет вещи и кашляет. Мундиры, вынутые из шкафа, укладывает в ряд на тахту. Ничего не скажешь, делает все аккуратно, методично. Я бы рассмеялся и даже с удовольствием, если бы обстоятельства не были столь драматичны.