. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Несколько раз я заговаривал с ним, но он не отвечает. Все утро сегодня я сидел и наблюдал за ним. Изредка он поглядывал на меня, и было ясно, что он узнал меня.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Если я с силой ударю себя по голове ребром ладони, то видение исчезает. Тогда я могу сесть в кресло; правда, нужно двигаться очень быстро, чтобы опередить его. Часто он дурачит меня, возвращаясь в кресло до того, как я успеваю сесть.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Он становится невыносим. Хлопается в кресло, точно попрыгунчик, выскакивающий из ящика. Да, да, именно выскакивает, иначе не скажешь. Я не могу больше смотреть на него. Это прямой путь к сумасшествию, потому что я начинаю верить в реальность того, кто, как мне доподлинно известно, не существует. Кроме того, призраки не выскакивают, как попрыгунчики.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Слава богу, он появляется только в кресле. Пока я нахожусь в нем, он не беспокоит меня.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мой способ гнать его из кресла, колотя себя по голове, больше не действует. Приходится бить посильнее обычного, но мои старания увенчиваются успехом крайне редко — раз из двенадцати. От многократных ударов трещит голова. Нужно попробовать колотить другой рукой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Брат был прав. Невидимый мир все-таки существует. Разве я не вижу его? Разве не лежит на мне это проклятие — способность все время видеть этот мир? Назовите это как угодно: мыслью, воображением, фантазией, — этот мир существует, и от него никуда не деться.
Мысль материальна. Мы творим с каждым актом мышления. Я создаю призрака, который сидит в моем кресле и пользуется моими чернилами. То, что он создан мною, не умаляет его реальности. Он — творение моей мысли, нечто существующее. Вывод: мысль создает нечто существующее, а все существующее реально.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вопрос: если человек, сам являющийся продуктом эволюции, может создать нечто существующее, нечто реальное, то, может быть, гипотеза о творце состоятельна? Если может создавать живая материя, вполне естественно допустить существование Его, создавшего материю жизни. Разница лишь в степени. Я пока не сотворил гору или солнечную систему, но уже создал нечто, сидящее в моем кресле. Почему бы не предположить, что когда-нибудь я создам гору или солнечную систему?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На протяжении всей истории человечество жило как в тумане, оно не знало света истины. Я убежден, что я подхожу к истине, но не так, как мой брат, — ощупью и спотыкаясь, а сознательно и целеустремленно.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мой брат мертв. Он перестал существовать. Это не подлежит сомнению, потому что я еще раз спускался в подвал. Земля не тронута. Я сам разворошил ее, и то, что я увидел, окончательно убедило меня. Мой брат перестал существовать, и тем не менее я воссоздал его силой собственной мысли. Это не мой прежний брат, и все же нечто напоминающее его настолько, насколько мне удалось придать ему сходство с братом. Я не похож на других людей. Я бог. Я создатель.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Каждый раз, отправляясь спать, я оглядываюсь — он неизменно сидит в кресле. Я не могу спать, так как все время думаю о том, что он сидит там долгие ночные часы. А утром, открывая дверь, я вижу его на том же месте и знаю, что он просидел здесь всю ночь напролет.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я прихожу в отчаяние от недосыпания. Как бы мне хотелось посоветоваться с врачом!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О благословенный сон! Наконец-то мне удалось уснуть спокойно! Позвольте рассказать об этом. Прошлой ночью я так утомился, что задремал в кресле. Потом позвонил слуге и приказал принести плед. Я уснул. Он был изгнан из моих мыслей, как и из кресла, на всю ночь. Я провел в кресле весь день. Чудесное облегчение!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как неудобно спать в кресле! Но хуже час за часом лежать в постели, не смыкая глаз, и знать, что там, в холодной тьме, сидит он.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мне ничто не поможет. Я не смогу больше спать в кровати. Я попробовал это, но каждая такая ночь превращалась в ад. Если бы я только мог убедить его лечь спать. Но нет! Он сидит там и только там, и мысль эта не покидает меня ни на минуту, и я лежу, уставившись в темноту, и думаю, думаю, без конца думаю о нем. И зачем только я узнал о неизменности форм!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Слуги считают меня сумасшедшим. Этого следовало ожидать, потому я и не обращаюсь к психиатру.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Решено. С сегодняшнего дня галлюцинации прекратятся. Отныне я навсегда останусь в кресле, не покину его ни на минуту. Я буду сидеть в кресле днем, ночью, всегда.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Какая удача! Уже две недели я не видел его. И не увижу никогда. Наконец я добился душевного равновесия, необходимого для философских размышлений. Сегодня я написал целую главу.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Утомительно сидеть в кресле. Проходят дни, недели, приходят и уходят месяцы, меняются слуги; а я все сижу и сижу и не вижу этому конца. Странная жизнь, зато наконец я обрел долгожданный покой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Он не появляется больше. Формы конечны. Я доказал это. Вот уже два года я не встаю из кресла и с тех пор ни разу не видел его. Правда, иногда я чувствую себя совершенно разбитым. Но теперь мне совершенно ясно, что прежние видения были просто-напросто галлюцинациями. Его не было и нет. Но я не покидаю кресла. Я боюсь».