— У многих обыски были. Приезжали и к нам, перевернули все вверх дном, забрали ваши фотографии и обещали выпороть отца, если ее скажет, где скрываются сыновья, — говорила она.
Мы поняли, что в Тютнярах появляться больше нельзя. Послали Ершова и Ганю в Карабаш, чтобы разживиться каким-нибудь продовольствием. На что уж Ершов смелый и ловкий человек, но и тот ее смог пробраться в Карабаш. Всюду рыскали разъезды белых, все дороги были перехвачены. Гане с трудом удалось достать в лесу у лесоруба дяди Миши небольшой каравай хлеба, которого нам хватило всего лишь на один раз.
Питаться стало нечем. Правда, один раз Валентину Зимину удалось подстрелить дикую козу. Ребята за это готовы были его расцеловать. Но козы хватило, конечно, ненадолго. С питанием стало совсем плохо, поэтому решено было отправиться на старую стоянку, где у нас осталось немного сухарей и боеприпасы.
Пошли я и Стрижов. Взяли с собой верховую лошадь, чтобы привезти на ней эти запасы. Долго пробирались лесом. Дорогами идти было нельзя, потому что по ним все время шныряли разъезды белых. Шли уже не один час, но никак не могли попасть на место старой стоянки. Мы поняли, что заблудились… Тогда, привязав лошадь к дереву на длинную веревку, чтобы она могла пастись, решили продолжать поиски отдельно — один пошел в одну сторону, другой — в другую, — договорившись сойтись на этом месте к концу дня.
Пробродив безрезультатно несколько часов, к вечеру я вернулся к тому месту, где была привязана лошадь, но не нашел ни лошади, ни Стрижова. На дереве, за которое была привязана лошадь, белел небольшой клочок бумаги. Я снял его и прочел:
«Известие Стрижова. Я потерял надежду увидеть тебя и на лошади уехал в Тютняры».
Признаться, я никак не ожидал такой подлости. Крепко выругался и в отчаянии пошел искать дорогу, чтобы выйти к остаткам своего отряда.
Долго еще пришлось мне бродить по лесу, прежде чем наткнулся на какую-то дорогу. Что это была за дорога, я не знал. В какую сторону идти? Я окончательно потерял всякую ориентировку. Голова кружилась от голода и усталости. Пошел наугад. Вскоре мне показалось, что иду не в ту сторону, и пошел обратно. Но это не рассеяло моих сомнений. Стало совсем темно. Голодный и измученный, я свалился у какого-то пня близ дороги и уснул.
Утром стало припекать солнце, и я проснулся. Со сна не мог понять, где я, но, оглядевшись кругом, вспомнил вчерашний день и понял, что нужно продолжать поиски. Затянув потуже ремень, двинулся лесом, не теряя из виду дороги. Вскоре увидел: по дороге навстречу мне идут три человека. Я спрятался за дерево и стал ждать. Каково же было мое удивление и радость, когда я узнал в них Ершова, Ганю и Петра. Я выскочил из-за дерева и бросился им навстречу.
От них узнал, что вчера вечером в отряде произошел спор: одни говорили, что я удрал с отрядными деньгами, а Ершов и брат Петр доказывали, что этого быть не может. И как только рассвело, они отправились меня разыскивать.
Дорогой я рассказал им о поступке Стрижова, они возмутились не меньше меня.
Неудачи преследовали нас одна за другой. Когда подошли к тому месту, где я оставил накануне отряд, то, к нашему удивлению, никого не обнаружили. Среди трофейного оружия нашли записку, написанную Димитриным, из которой было видно, что Зимин, Димитрин и Маркин, потеряв веру, что я вернусь, отправились на Рассыпуху. Нашему возмущению не было предела.
Я понял, что под влиянием голода и неудач отряд начал разваливаться и потерял боеспособность. Но нужно было спрятать в надежное место оружие и боеприпасы. Поэтому мы решили догнать беглецов, спрятать трофеи и после этого всем вместе пробираться на Рассыпуху.
Выйдя на дорогу, мы встретили попутную подводу и бросились догонять на ней беглецов. Вскоре заметили Зимина, Димитрина и Маркина, спокойно топавших по дороге. Еще издали Ершов стал кричать, чтобы они остановились, сопровождая свое требование довольно крепкими выражениями. Оглянувшись, наши беглецы стали как вкопанные, ожидая, когда мы подъедем. Смущенные, они пытались оправдать свой уход, на что Ершов и Петр отвечали самыми отборными ругательствами. Чтобы положить конец ссоре, я приказал кончить все разговоры и немедленно возвращаться назад.