— Что это? Что? Откуда там противник? — спрашивал Ходов, бледнея и мечась как угорелый. Потом вскочил на лошадь, метнулся к батарее и закричал паническим голосом: — На передки, за мной галопом марш! — и помчался по дороге на село Шогрыш.
Артиллерия противника продолжала обстреливать наши позиции, не давая возможности высунуть носа из окопов. Хотя огонь был не меткий, но очень частый. В довершение всего в это время из тыла показались бегущие в беспорядке наши обозники:
— Окружили! Окружили казаки и рубают наших! — кричали они в исступлении с искаженными от ужаса лицами.
Паническое слово «окружили» вмиг облетело линию фронта полка и со страхом отдалось в сердце каждого бойца. А тут еще не смолкал гул артиллерии, и бойцы, поддавшись чувству безнадежности, в панике бросились бежать. Но куда бежать? Впереди противник. Сзади противник. Кругом белые.
Единственное место, где не было противника, — это болото за правым флангом полка. Туда и устремилась вся масса обезумевших людей.
Побежал туда и я. Что мной руководило в тот момент, не знаю: чувство ли стадности, страха или просто боязнь остаться одному. Когда я прибежал к болоту, то увидел на самом краю его большую безвольную толпу. Мне показалось, что эти люди, загнанные сюда страхом, ищут выхода из этого тупика и не находят его. Они готовы были лезть в зыбкое болото и утонуть в нем, лишь бы не попасть в руки врагу. На лицах был написан ужас и полная беспомощность. Большинство людей прибежали сюда с оружием, и лишь незначительная часть побросала все. Не знаю, в порыве ли отчаяния или в порыве злости я закричал страшным, пронизывающим душу голосом:
— Становись!
Голос мой был таким резким и диким, что толпа как-то сразу смолкла и замерла.
— Командиры рот! Ко мне! — приказал я уже более уверенно и спокойно, обретая в себе силу. И в глазах людей можно было уже заметить проблеск надежды. Я видел, что эти люди готовы уже повиноваться и идти, куда бы я их ни повел.
Командиры рот обоих батальонов быстро явились и, вытянувшись, чего я раньше никогда не замечал, ожидали моего приказания.
— Немедленно разобраться и построить роты! — повелительно скомандовал я. Затем, обращаясь уже к комбату Калинину, добавил: — Ты с первым батальоном будешь прикрывать отход полка. Занимайте немедленно позицию.
— Товарищ Косоротов! — приказал я командиру 4-й роты, который уже собирал и строил свою роту. — Немедленно очистить дорогу от казаков. Отходить будем в сторону Ирбитского завода, на Тепловский кордон.
— Слушаюсь! — ответил Косоротов и, делая какие-то указания, начал рассыпать свою роту в цепь.
Совершилось чудо, которого я и сам не ожидал: люди, представлявшие несколько минут тому назад беспомощную толпу, объятую страхом и безнадежностью, вновь обрели силу, преобразились в боеспособную часть, готовую на любой трудный и опасный подвиг. Проходя перед «горцами», я видел в их потупленных взорах мучительный стыд за проявленную ими слабость и в то же время радостное волнение и гордость за то, что они вновь обрели силу.
Косоротов, продвигаясь со своей ротой к кордону, не встречал сопротивления противника. Казаки, напавшие на наш обоз, пограбили его и, как только увидели движущуюся цепь 4-й роты, поспешно удалились, не приняв боя.
Пехота противника дальше наших окопов почему-то не пошла. Думаю, что на ночь она не хотела забираться в лес.
Отойдя до линии кордона, мы заняли новую позицию. Здесь за ночь полк привел себя в порядок.
Ходов не появлялся. Комиссар полка Муравьев обязал меня продолжать временно командовать полком. Я начал отказываться, но Муравьев пригрозил мне и обещал «поставить к стенке». Подействовала на меня не угроза Муравьева — ее я принял скорее за шутку, — мне было больно за людей полка, и после мучительных колебаний и сомнений в своих силах я согласился.
На рассвете следующего дня мы перешли в наступление и вновь заняли свои прежние позиции, которые вчера так позорно оставили.
Ходов утром прислал в полк казначея Шпренгера с целью выявить настроение людей.
«Горцы» оказали ходовскому послу:
— Пусть он к нам больше не показывается. Обойдемся без него как-нибудь.
— Скажите Ходову, — заявил комбат Калинин, — на фронте нужны не парадные командиры, а настоящие, которые не прячутся от пули за кочку и не бросают людей в трудную минуту. — И в заключение добавил: — Товарищ он не плохой, да только в тылу.