Выбрать главу

спасение от икоты, и без умолку будешь твердить свое, и в деревне

солнце  нежней  гранита,  и  сбегаешь  утренней  из  нее,  расстоянием

от  кредиторов  скрыта,  и  любое  слово  теряет  плоть,  обретает  тень,

обрекает плоти. Ну кого еще обокрала, хоть говорят: «Ну как вы тут

проживете», и кого-то нового обокрасть, а потом сказать: «Так ему и

надо», и тепло ль тебе, и живешь ли всласть, и вкусна ль на пальцах

твоих помада. Тот, кто жил и мыслил совсем без чувств, да и все они,

в эти чувства веря, в огороде видят горящий куст, на ладонях видят

в тон шерсти зверя три, наверное, слишком простых числа, несть в

родной земле для тебя пророка, в огороде трижды по три мосла, от

мосла кусаешь себя без прока, или всё списать на нехватку сил, на

большие  очереди  в  пивную,  разве  ты  такое  себе  просил,  разве  я  к

такому тебя ревную.

M&M’s

Отпечатки на курочке, расставанья на заре, камни в почке, камни в

почке, камни в желчном пузыре. Я приснюсь тебе сегодня ближе к

ночи аккурат, жидкость красная, как сводня, лимфа черная, как яд. Я

приснюсь тебе и стану притворяться кем-нибудь, всё теперь идет по

плану, только вот недолог путь. Драгоценные просторы тихой родины

твоей на расправу слишком скоры – нет чтоб быть чуть-чуть добрей.

И когда тебя попросят: «Наконец-то выбирай», разве кто-то нынче

носит, устарело, тут был рай. Был да сплыл подальше кромки, стал

не  больше  уголька,  не  найдут  себе  потомки  в  этой  лужице  малька.

Был – и стал не больше рая, и не меньше (здесь тире), я всегда тебе

вторая, кем еще в такой дыре оказаться каждый может, и не мог бы –

но куда скрыться, кожу память гложет до забвения стыда.

 ***

Приходи ко мне, мишутка, всё равно – ни трезв, ни пьян, мы - всего

лишь Божья шутка, Божья шутка и капкан. Приходи ко мне лучиться,

и  кровиться,  и  скрипеть,  опустевшая  страница  я  твоя  отсель  и

впредь.  Приходи  меня  оставить  и  колодезной  запить,  опечатки

не  исправить,  никому  собой  не  быть.  Никому  с  собой  не  сладить  и

скольженье  не  унять,  я  хочу  тебя  погладить,  но  буфет  откроют  в

пять. Я хожу с тобой, покуда не откроется буфет, потому что вера в

чудо просыпается нет-нет, потому что наши звери в этом маленьком

лесу аппетит к «Кровавой Мэри» вместо пенки на носу (ничего тебе

не  нужно)  носят,  греются,  молчат,  плоть  магнолий  дышит  южно,

мех  оторванных  зайчат.  Приходи  ко  мне  лучиться,  и  стыдиться,  и

смотреть,  как  пустынная  страница  заполняется  на  треть,  как  рука

твоя чужая украдет за локоток, праздник сбора урожая нам обещан

между строк. Приходи ко мне, мишутка, тут на всё один ответ (нам

двоим легко и жутко) – недоступен, связи нет.

74

Осенью  Сева  стал  скучать  и  от  скуки,  было,  женился,  но

75

вскоре

развелся,  некому  было  жаловаться  на  непризнанность,  осётров

нести к столу, раз в тысячу лет появляется с тряпкою Зося, из пены

морской ржавой ванны выходит Лулу. Весною пена всегда ударяет

в  затылок,  нет  чтобы  тренировать  сердечную  мышцу,  и  больше

хотим  морей.  Во  всей  округе  закрылись  пункты  приема  бутылок,