ты влюбилась, вот из-за острова машет платочком гений скромного
жеста, отчаянного прорыва в тонких миров посконную оболочку,
смотришь на мир из зеркала некрасиво, платьем цепляешься
за наливную кочку. Был бы просторен и бел, в половину тише,
ложноклассической картою с плеч инфанты. Марья Егоровна красит
перцовкой рыже пальцы свои, ей идут небольшие банты.
Как он душу твою лебединым перышком до рассвета бы щекотал,
на песке бы писал деревянным колышком, что направо пойдешь -
Непал, а налево пойдешь - пропадешь, загадками говорить научись
пока, как он душу твою посыпал бы сладкими, как горчичника облака,
порошками. Было светло и медленно осознание пустоты, говорить о
важном пока что медлим, но расстояние от плиты до балкона прошли,
не приходит в голову, что еще говорить, и в нас коллективная память
вливает олово, хрестоматия 5-й класс. Помню чудных мгновений
так много, каждое - на коленке разбитой шрам, и когда соберусь
сосчитать однажды я, разделю их все пополам, часть тебе, чтоб
избыть, как обиду детскую за игрушечный паровоз, эту реку времен,
горизонта резкую заостренность. Не помнит он, как вы взрослую
жизнь провели за прятками, молча за руки не держась, а теперь опять
говори загадками, смотришь в звезды, а видишь грязь, а казалось,
что всё тут иначе сложится, и мечталось, и береглось, и на персике
будет такая кожица, и придет из подлеска лось, и разверзнется
сердце его шершавое, и подушечки “Белый Бим” полетят на траву,
побежишь за славою, в этом бегстве необратим (всяк похищенный
хочет побыть Европою, всяк повешенный - беглецом) только первый
этап - поперхнуться тропами и слегка побелеть лицом. Как он будет
душу твою печальную в зной и в стужу не поливать, как он будет
спицу твою вязальную в каждой сумочке забывать, и направо
пойдешь, и налево - кожица этих персиков так нежна, что по нотам и
здесь ничего не сложится, не разучится ни рожна.
104
Князь К. Р. был прав – Каляев говорил на языке нового времени,
Не пил чай, не хлопал барышень по какой-нибудь части,
Проводил опыты в химлаборатории завода ёлочных игрушек,
105
В качестве бонуса получал искусственную ёлку на крестовине,
Сдавал ёё в утиль, чтобы выручить 30 копеек,
Которые всё равно не тратил на извозчика,
Ибо зачем тешить бесов сребролюбия и стяжательства,
Лени и любви к английским шинам,
Проходил мимо книжного, видел рекламу «Сигизмунд
Кржижановский,
Новый бестселлер с тайнами привидений».
Однажды Каляев влюбился в Марфу Петровну П.,
Но всё равно не влюбился, а так скорее – влюбляться всегда другие
Очень горазды, водят в синематограф,
Дарят пакет с Кржижановским, на переплете
Замок какой-нибудь или амурчик с луком,
Луку купить бы еще, а потом гороху,
Чтобы наследовать Царствам Небесным сразу,
Но одному это кажется как-то проще –
Текст обессмыслить любой, мало или много
Текста, в провинции дальше читают, вьюга
Всё оправдать посторонним твоим способна.
Марфа Петровна П. мундштуки теряет
На пароходах, яшмовые сердечки,