— И такое сокровище просто хранится в пыльном шкафу?
— Репутация вещи такова, что никто не рискует покупать ее, боясь выбросить деньги впустую. Сама по себе шкатулка цены не имеет. Ее ценность в тайне, что скрывается внутри.
— И сколько вы за нее хотите?
— Отдам за жалких семь миллионов. — без тени сомнения ответил антикварщик.
— Семь миллионов? За кусок камня?
— Вы покупаете не кусок камня, а клочок истории.
— А если я вам скажу, что могу её вскрыть?
— Ахахах, если вам это удастся, то я отдам ее бесплатно, довольствуясь присутствием в этот исторический момент.
— По рукам. — произнес Алексей, протягивая руку старику.
— По рукам. — с прищуром ответил тот.
Алексей хрустнул пальцами, трижды прокрутил шкатулку на ладони против часовой стрелки, выстучал какой-то ритм ногтем по крышке. Одна из стенок артефакта подсветилась красным. Глаза антикварщика полезли на лоб, а очки и вовсе свалились с носа. Фролов достал из кармана складной нож и сделал надрез на большом пальце. Приложил его к светящейся поверхности. Шкатулка щелкнула, крышка стала медленно приподниматься.
— Не может быть. — прошептал завороженный старик.
Внутри шкатулки лежал ключ. Его ось была треугольной, а рубцы по краям выстраивались в сложный рунический символ. Алексей вынул ключ и положил себе в карман.
— Это можете оставить себе. — сказал он, возвращая артефакт.
— Кто вы такой? — удивленно спросил антикварщик.
Но Фролов не ответил, вогнав нож в подбородок старика. Тело антикварщика забилось в конвульсиях. Руки судорожно хватали Алексея за лицо, пытаясь вцепиться пальцами в глаза. Фролов несколько раз провернул клинок и рванут на себя, ломая нижнюю челюсть старого немца. Тело рухнуло.
На дисплее смартфона всплыло сообщение.
Москва: Ликвидирован.
Россия: Ликвидирован.
Инкапсуляция 100%
Необычный телефон Фролова завибрировал от входящего вызова.
— Запрос подтверждения Синхронизации. Альфа Вега Кредо. — раздался роботизированный голос из динамика.
— Альфа Вега Кредо. — ответил Фролов.
— Ночь наделяет нас силой,— начал фразу голос.
— Жизнь лишает свободы. — продолжил Алексей.
— Алиф Ра Мим.
— Алиф Ра Мим.
— Мчащиеся.
— Мчащиеся.
— Кто видит ночь,
— Тот осязал закат.
— Зета Омикрон Каппа
— Зета Омикрон Каппа
— Сознание.
— Сознание.
— Лям Нун Кяф
— Лям Нун Кяф
— Протокол: Синхронизация активирован.
Система Нейро. Российская Империя. Москва.
— Виктор Сергеевич, мать твою! А ну ка объясни мне, что это сейчас было? — недовольно ворчал, быстро идущий за мной Широ.
— Сестра Амбала, подозрительно привлекательна для мимиков, сначала Бахра, теперь Москва. Страшно представить, где еще нам предстоит встретить её клона. — ответил я, закуривая сигарету.
— Ничего не понимаю. — затряс головой карлик.
“Внимание! Запущен протокол: Синхронизация”
“Внимание! Запущен протокол: Синхронизация”
“Внимание! Запущен протокол: Синхронизация” — трижды выскочило у меня перед глазами.
— Ты тоже это видишь? — спросил я у замершего на месте Широ.
— Да. — протянул он.
“Внимание! Запущен протокол: Синхронизация”
“Внимание! Вы будете отключены!”
— Быстро возвращайся во дворец! Я за Нейрой! — прокричал я карлику.
Широ быстро засеменил ногами, но спустя несколько метров рухнул замертво. Я подбежал к нему и попытался нащупать пульс. Пульса не было. Вызвал описание системы. Система не отозвалась. Да что же это мать твою такое? Подхватив Широ на руки я попытался переместиться в свое измерение. Но и этого у меня не вышло.
Раздался протяжный женский крик, затем ещё один и еще. Я повернул голову в сторону где началась паника и увидел стирающую все на своем пути волну. Цунами? В Москве? Серьезно?
Волна врезала по мне с ужасной силой. Закручивая и перемешивая меня с мусором собранным по пути. Сильный удар о стену выбил из легких последний кислород. В глазах на мгновение потемнело, я ощутил как нос начинает пропускать воду, как она заполняет рот и устремляется в дыхательные пути. Ноги онемели, потеряли связь с мозгом. Меня снова впечатало во что-то жесткое, и сквозь грязную воду я обнаружил торчащий из груди металлический штырь. Обхватив его руками, попытался вынуть, но снова впечатался в препятствие. Сознание поплыло, глаза стали тяжелыми, а боль в груди невыносимой.