Кто-то окликнул его, кто-то поприветствовал. Детектива Соломона Пять хорошо знали в общем отделе. В конце концов, он проработал здесь много лет, прежде чем получил право занимать отдельный кабинет, и проработал неплохо. Но сейчас каждый устремленный на него взгляд казался острой пикой с зазубренным наконечником.
«Они все знают, - подумал Соломон, ощущая, как кожа под рубашкой покрывается холодной змеиной слизью, - Они все уже в курсе. Они пытаются сделать вид, что ничего не происходит. Что в гости заглянул старик Соломон. Но они чувствуют это, как полагается хорошо натасканным ищейкам. Запах порчи, запах тревоги. Они видят во мне чужака и искусственно улыбаются, нарочито громко смеются… На меня украдкой глазеют, как на циркового уродца. Да-да, это тот самый Соломон, нейро-интерфейс которого обчистили как коробку с печеньем. И теперь это не Соломон, это какой-то тип с похожим на него лицом, но мы все равно сделаем вид, что рады его видеть…»
Собственная вымученная улыбка казалась ему саднящей открытой раной. Пробираясь между столами, Соломон механически кивал и отвечал на рукопожатия, и каждый чужой взгляд был проникающим ранением, а каждый взрыв смеха – ржавым полотном пилы, чиркающим по обнаженным нервам.
Полюбуйтесь. Вот идет он, дублер нашего Соломона.
Огрызок личности. Фантик от человека.
Какая гадость. Зачем он вообще пришел? Неужели этот болванчик, этот манекен думает, что здесь ему рады?..
Соломон то и дело встречал знакомые лица. Они улыбались и бросали что-то ободряющее, но Соломон знал их слишком хорошо, чтоб понимать – эти улыбки и слова предназначались не ему. Он – не настоящий Соломон Пять, лишь его неуклюжий дублер, плагиатор, никчемная копия. Его просто здесь терпят, как инвалида, бесполезную вещь, предмет обстановки.
Чужак, похитивший чужое тело.
Заместитель.
Зловещий доппельгангер.
Нейро-ноль.
«Надо вернуться в кабинет, - мелькнула паническая мысль, - Там я буду один. Туда никто не войдет…». Но мысль эту пришлось отбросить сразу же. В кабинете от него не будет пользы. Сидя там, в отрыве от ритмично пульсирующих артерий участка, он не найдет нейро-маньяка, лишь потратит драгоценное время, запас которого, быть может, исчисляется часами или минутами.
От допросов никакого проку. Пусть Маркес и Коротышка Лью пытаются расколоть всех «Бейли» в городе, Соломон понимал, что путь ими выбран неверный. Нейро-маньяк слишком опытен и хитер, чтоб попасться в такие примитивные силки. Значит, надо действовать глубже и решительнее. Перетряхивать информаторов, вновь и вновь угрожать Мафии, устраивать облавы, допрашивать рецидивистов… Настоящая работа сейчас не здесь, а на улицах. Хитрец Баросса сразу это понял. Но Соломона с собой не позвал. Потому что он, старинный друг и приятель, тоже все видит и все понимает. Он роет носом землю не для того, чтоб помочь Соломону, а в память о Соломоне. Пусть даже эта память о Соломоне разгуливает по участку в человеческом обличье…
- Соломон! Соломон Пять!
Соломон встрепенулся, не сразу поняв, что кричит ему дежурный детектив из своей кабинки. Он улыбался, и улыбка его была фальшивее, чем золоченые часы на запястье мелкого вора.
- Хорошо, что ты здесь, приятель! Тебя просили зайти!
- Кто?
- Будто сам не знаешь, - дежурный ткнул мясистым пальцем в потолок, - Старый людоед. Комиссар Бобель. Приказал явиться сразу же, как только ты объявишься.
- Я немного занят сейчас. Чуть позже, пожалуй…
- Извини, Соломон. Комиссар сказал, сразу же.
- Хорошо. Понял. Сразу же.
Соломон на несколько секунд закрыл глаза и перевел дыхание. Кажется, его испытания только начинаются.
ГЛАВА 11
Комиссар Бобель читал. Наморщив массивный лоб, своими морщинами напоминавший чрезмерно усложненную площадку для гольфа, он медленно вел пальцем по строке какого-то документа, время от времени что-то беззвучно шепча губами. На вошедшего Соломона он даже не взглянул, лишь отрывисто махнул кистью: обожди, мол, сейчас.
Это был его старый, излюбленный, прием, столь же эффективный, сколь и затасканный за десятилетие постоянного использования. Вынужденный наблюдать за сосредоточенной и, несомненно, важной работой хозяина кабинета, посетитель, сколь раздраженно и самоуверенно он ни был бы настроен, со временем начинал терзаться собственной бездеятельностью, испытывая от этого мучительное неудобство.
Он вынужден был стоять посреди небольшого, со вкусом обставленного кабинета, чувствуя себя предметом мебели, забытым тут нерадивыми грузчиками, и наблюдать, как работает другой человек. Как он шевелит губами, читая какую-то важную бумагу, как брезгливо стучит пальцем по клавишам печатной машинки, как оттирает чернильную ручку специальным маленьким лоскутом…