Ее черты были слегка кастильскими, или левантийскими, или греческими — какой-то из тех средиземноморских рас, которые Пирс никогда не мог отличить друг от друга. Лоб девушки был чист, как Пирс и подумал, в первый раз увидев ее в подзорную трубу. Светло-карие глаза вызвали головокружение. Крупный, бросающийся в глаза нос заставлял задуматься о том, как лучше всего повернуть голову, чтобы было удобнее целовать ее сочные губы.
Пирс опустил взгляд ниже. На Энди была мужская рубашка, завязанная на талии узлом, хлопковые шорты с цветочным рисунком и сандалии, выгодно подчеркивавшие привлекательные щиколотки. Она задумчиво, если не сказать рассеянно, наполняла продуктами плетеную корзинку.
Энди терпела полный обожания взгляд Пирса секунд тридцать, после чего направилась прямо к нему.
Пирс поспешно выпрямился, понимая, что выглядит как типичный бездельник или пресыщенный сердцеед, если, конечно, такие водятся на рынке. Он открыл было рот, чтобы избавиться от словесного бремени теперь уже полностью расцветшего почитания, но Энди заговорила первой:
— Я вас знаю, сэр?
Ее громкий мелодичный голос поверг Пирса в еще более опасные глубины растерянности. Ему хотелось сказать что-то вроде: «Хотя вы не знаете меня, милая леди, нам самой судьбой была уготована встреча в ту самую минуту, когда я издали увидел вашу волнующую, восхитительную обнаженную грудь». Однако вместо этого он, заикаясь, выдавил из себя следующее:
— Нет… но я… то есть… мое имя…
— Мне все понятно, можете не продолжать, — резко оборвала Энди. — Я не намерена выслушивать, что вы хотите сказать, независимо от ваших, возможно, добрых намерений. В данный момент моя жизнь слишком запутана. У меня нет времени для старых знакомых, не говоря уже о новых.
Она развернулась, чтобы уйти, и сердце Пирса упало.
— Подождите! Я совсем недавно живу в вашем городе. Я просто хотел представиться вам.
Энди снова повернулась к нему.
— Мой отец свято верил в право человека на частную жизнь. Он не советовал мне предаваться праздной болтовне с незнакомыми людьми. И хотя он ушел из жизни, я все еще продолжаю следовать его наставлениям. Прошу вас более не беспокоить пребывающую в трауре женщину или я рассержусь на вас.
Покончив с Пирсом, Энди, соблазнительно покачивая бедрами, направилась к прилавкам, где торговали чипсами и прохладительными напитками. В самом конце прохода она неожиданно остановилась и обернулась. Ее губы тронула загадочная улыбка.
— Возможно, когда все это кончится… — не менее загадочно произнесла она и удалилась.
Не то что говорить, даже мысли свои Пирс не мог облечь в более или менее осмысленные фразы.
На самом деле я не чужой в вашем городе…
И…
Как такое восхитительное тело может пребывать в трауре?
У лица в зеркале выражение было хитрое и в то же время отталкивающее. Брови взлетали вверх, совсем как у Граучо Маркса. Глаза жутко косили. Губы безобразно кривились. Ноздри вывернулись наружу, как у искусанного пчелами быка. В целом зеркальное отражение напоминало человека, который одновременно услышал скверный каламбур, съел лимон или чьи-то пальцы безжалостно пощекотали ему ребра.
Пирс прекратил кривляться. Он стоял перед висящим в ванной зеркалом, прижавшись животом к раковине, и был занят тем, что пытался разглядеть на своем лице признаки зарождающегося уродства, которые могут дать о себе знать в любой момент при встречах с людьми. Но нет, Пирс не обнаружил ни малейших признаков чего-то подобного. Вообще-то он привык считать, что лицо у него приятное. И все же наверняка в нем должен иметься некий скрытый изъян.
Иначе как объяснить холодность Энди?
Они встретились еще дважды — один раз снова на рынке (молчание) и еще раз у стен ее дома (уродливое строение, увенчанное остроконечной крышей и башенками и с огромным окном над входной дверью — ни дать ни взять глаз внутри пирамиды с долларовой купюры; встреча отличалась «гостеприимством» в духе Лукреции Борджиа, что было подчеркнуто жестом Энди, которая рукой изобразила, что охотно перерезала бы Пирсу горло).
В общем, оставь надежду всяк сюда входящий, подумал Пирс и уныло, уже в который раз бессмысленно состроил уродливую гримасу.
Копна каштановых волос, ниспадавших на лоб, спокойные голубые глаза, непритязательный нос, красиво очерченный подбородок… Он никак не мог взять в толк, почему в принципе недурная внешность вызывает столь яростное отвращение. Что касается тела, то все бывшие любовницы Пирса оценивали его как очень даже удовлетворительное.