Часы с кукушкой вот-вот пробьют полночь. Сейчас кудкудахнет. Время рябчиковских звонков, особенно он злоупотреблял подобным, пока жил здесь.
Неизвестно, с кем приятнее вести платоновско-сократовские диалоги, с Рубидием или Непостижимкой. Я не хочу описывать его внешность. На кой? Я ведь даже армиду свою нарисовать не смогу. Очи янтарные, лучезарные, цвет волос меняется в зависимости от погоды. Черты лица чем-то напоминают Дженнифер Лопес. Взгляд, улыбка. Если бы она еще так любила разговоры по телефону, как Рябой их любит. Но по части любви у нее «затык». Цитирую дословно.
От одиночества кудкудах Рябчиков не спасает. Только мозг выносит. Мой. Башкой лохматой машет в скайпе, весь покрытый перхотью, абсолютно весь, шею скребет, иногда говорит притчами, причмокивая. Воловий постав глаз. Друг или просто приятель – бог весть. Помню, как однажды его пассаж, витиеватый и длинный, той поры, когда Рябой еще в Трире жил, начался вполне искренне и, главное, отвлеченно.
– Мне надоело стесняться, что я левый, – сказал он. – Все порываюсь в ПСС Ленина как следует порыться и какое-нибудь ценное место выудить, которое не читал никто. Или читал, но не воспринял. Цитату, которая главное объясняет и бьет в яблочко.
– Партия чуть-чуть иначе называлась, – лягнул я Рябчикова, ляпнул, рассчитывая сразить наповал.
– Партия – КПСС, а полное собрание сочинений кодируется так же, но без «к». – Проницательности и невозмутимости Кудкудаха можно позавидовать.
Он позволил себе условный перекур и пустился вскачь по хоженым падям и весям.
– Мы хватались за книжки как за очень надежную, крепкую соломину. Томики смотрели на нас своими добрыми корешками, и мы думали: вот он, корень. Западные страны ничего бы не добились, никаких социальных благ, если бы не натиск слева. Постоянный нажим. Призрак, бродивший по Европе, точнее – вирус. Если бы не Мао, который говорил, что без винтовки власть не получишь. Но натиск, к сожалению, стих. Теперь в цене исключительно твой Хуучин.
Я вздохнул. Эх, Рябой, Рябой, вот то-то и оно: стих, вирус, вирш, почти стихами выражаешься. И все же упоминание великого кормчего заставило меня поморщиться. Рябой, уловив мою гримасу, срезонировал нестандартно:
– Богатство Китая будет прирастать Россией, человек с ружьем позаботится о мнимо выморочном, хотя большевистскую декларацию прав народов никто не отменял. А тебе, кстати, тоже нужно перестать стесняться, что ты такой грустный. Причем постоянно. Ну чувствует себя человек счастливым крайне редко. Боится радость спугнуть. И что из этого следует? Что он ме-лан-хо-лик?
Вот так, по слогам: ме-лан… Я не перебивал. Слова меня всегда интересовали. Незримые связи, которые как веревочные переходы, подвесные мосты натянуты между ними. Совпадения, внутренний грохот слов. Меланж. Лажа. Ранжир. Лелеем и холим. Пикап. Капча. Капсула и капсуль, чека от гранаты и одноименная спецслужба, checkin, checkout, checkpoint. Скучен, скушан. Теперь хотелось предоставить Рябому возможность вдумчивого монолога. Однако его адвокатский настрой скоро сменился легким выпадом:
– Несмотря на твою небезуспешную личную жизнь, отмеченную неповторимым разнообразием, – голос Рябого заиграл всеми красками, – тебя одолевает реплика Паниковского, плач Самуилыча.
– Знаю, знаю, грудь у меня не горой, лоб у меня не увенчан… Впрочем, это Уткин, а не Ильф. Так какова же реплика?
– «Меня девушки не любят».
– Брось паясничать. – Я рискнул оборвать мерзавца.
– Просто твой старый друг Рябчиков – человек разумный. И проницательный. – Приятель говорил медленно. Он явно входил во вкус.
Такое наглое фанфаронство меня задело. Я почти вспылил:
– Человек разумный – не всегда человек культурный! Планета вертится, круглая, круглая, как в песне пелось. Значит, нелегко наткнуться на лучшую половину? И даже надеяться на ее существование.
– Лучшую половину планеты? – Рябой мгновенно использует любой шанс побыть остряком, включая самый сомнительный, чем принуждает меня к злым тирадам.
– Даже на солнечной стороне глобуса можно встретить не тех, – ввернул я, чувствуя, что заносит. – Мы слишком часто заводим ненужные знакомства. Причина? Назовем ее банально: законом подлости. Или красиво и по-современному: законом Мёрфи. Даже наше с тобой старинное знакомство таково. А под разнообразием ты, конечно, подразумевал неразборчивость.
На самом деле Жуя Рябчикова обидеть трудно. Считая себя философом безупречным, ментором выдающимся, о собственных промахах он почти не задумывается. И даже чужих колкостей не замечает. Ему бы армией командовать. Или советы по телевидению раздавать…