Я отключила телефон и вернула аппарат Мэллори.
— Пора бы и повзрослеть, — заметила она, возвращая трубку в гнездо базы.
— Эй, я и сейчас в состоянии надрать тебе задницу.
Она презрительно фыркнула, потом немного помолчала и осторожно добавила:
— Может, из всего этого получится что-то хорошее?
— Например? — спросила я, искоса поглядывая на подругу.
— Например, ты могла бы завести любовника.
— Господи, Мэллори, дело не в этом! — воскликнула я, признавая в душе ее правоту относительно моей несуществующей личной жизни.
Мэллори утверждала, что я себя заморозила и никак не решусь «оттаять». Что бы это значило? Я не сидела дома. Я частенько целыми вечерами просиживала в кофейнях, посещала факультативы, вместе с Мэллори мы почти каждые выходные бывали на концертах, благо Чикаго посещали все гастролирующие группы. Но главным для меня все же была работа над диссертацией. Я считала, что для парней еще найдется время. И теперь у меня впереди была целая вечность.
Мэллори обняла меня за плечи и прижала к себе:
— Послушай. Ты стала вампиром. Вампиром. — Она внимательно осмотрела меня, оценивая наряд, которым меня снабдили в Доме Кадогана. — Они значительно улучшили твой внешний вид, и ты скоро станешь настоящей цыпочкой-готом.
Я удивленно подняла брови.
— Серьезно. Ты высокая, стройная и хорошенькая. Ты на восемьдесят процентов состоишь из ног. — Она наклонила голову и слегка нахмурилась. — Порой я тебя за это немного ненавижу.
— Зато у тебя грудь лучше, — заметила я.
И, как всегда, когда разговор заходил о груди и ногах, мы уставились друг на друга. Оценивали. Сравнивали. У меня была неплохая грудь, разве что чуть-чуть маловата. Мэллори же обладала безукоризненным бюстом.
— Согласна, — сказала она, но тотчас пренебрежительно махнула рукой. — Речь сейчас не об этом. Суть в том, что ты отлично выглядишь и, как бы это тебя ни раздражало, ты дочь Джошуа Мерита. Это имя известно каждому. И при таком раскладе, сколько времени ты не была на свидании? Год?
Четырнадцать месяцев, но стоило ли их считать?
— Если тебе встретится горячий молодой вампир, он может открыть для тебя совершенно новый мир.
— Верно, Мэл. Представляю себе этот телефонный звонок. — Я подняла руку, согнула пальцы, как будто держала трубку. — Привет, па. Это твоя непутевая дочка. Да, я понимаю, как ты огорчен, что я стала не-умершей, но парни-вампиры просто прелесть. — Я изобразила, что вешаю трубку. — Нет уж, благодарю. Я не собираюсь спать с вампирами.
Мэллори положила голову мне на плечо:
— Дорогая, ты теперь вампир.
Я потерла виски, где начинала пульсировать боль.
— Я знаю, и это очень неприятно. Я не хочу больше об этом говорить.
Мэллори разочарованно вздохнула, но не стала продолжать разговор на эту тему. Она откинулась на подушки и постучала пальцем по кожаной обложке руководства для начинающих вампиров, лежавшего у меня на коленях.
— Ну, ты собираешься его прочесть?
— Я должна уяснить хотя бы основные правила. А поскольку у меня впереди вся ночь…
— Что ж, я не могу сказать того же о себе. — Мэллори встала и потянулась. — Я должна хоть немного поспать. Рано утром намечена встреча. Надеюсь, вампирская книга тебя развлечет.
— Спокойной ночи, Мэл. Спасибо, что дождалась меня.
— Не за что. Завтра я позвоню в универ и дам тебе знать, что они думают по поводу восстановления. — Она вышла из комнаты, но затем снова заглянула, держась рукой за дубовый дверной косяк. — Хочу уточнить на всякий случай. Ты расстроена, что стала вампиром, и мы ненавидим Этана Салливана, верно?
Я перевернула несколько плотных и древних на вид страниц «Канона», пропуская вступительную главу и содержание. Рассеянный взгляд остановился на заголовке второй главы:
«Служение вашему господину».
— О да, — заверила я ее. — Мы его ненавидим.
Я уснула на диване с книгой в руках. Весь остаток ночи, еще долго после того, как Мэллори поднялась к себе, я просматривала «Канон». Превращение в вампира уже изменило мои биоритмы, и я чувствовала себя достаточно бодрой, чтобы читать, по крайней мере до тех пор, пока усталость не свалила меня незадолго до восхода солнца. Перед рассветом я уже ощущала, как подкрадывается солнце, как готовится прорваться сквозь горизонт. По мере приближения утра на меня наваливалась сонливость. Как это Карл Сандберг сказал о тумане? Что он подкрадывается, словно кошка? Точно так же подкрадывалась и усталость. Ее не слышно и не видно, но она становится все ощутимее и наконец накрывает тяжелым бархатным одеялом.