И не удивительно, что царское правительство терпело поражение за поражением, а страна несла огромные человеческие и материальные жертвы. Южные степи, которые должны были, по замыслу Николая I, стать могилой для неприятеля, в действительности стали могилой для русских армий — их отправляли к побережью Черного моря, не считаясь с тем, что в трудном пути они теряли свою боевую силу. Последняя из посланных армий, наспех сколоченная, кое-как вооруженная, потеряла в походе около двух третей своего состава: целые батальоны погибали от морозов и метелей.
В Петербурге в самых разных кругах — в литературных, в студенческих — с болью и горечью говорили об очевидных причинах военных неудач: о бездарности высшего командования, о негодном вооружении, о невероятном грабительстве, которым занимались должностные лица, наживаясь за счет солдат. В столице устраивались лотереи и балы в пользу защитников отечества, за них служили торжественные молебны в церквах. А в это время в Севастополе в подвалах, в смраде и сырости лежали тяжело раненные и мертвые, больные и умирающие, лишенные помощи и лекарств; к их ранам прикладывали сено вместо корпии, которой остро недоставало.
«В Малороссии ходят солдаты-нищие, собирая подаяние — не для себя, а для раненых, которые не имеют ни крепкого белья, ни свежей пищи. А между тем генералы Бутович и Холецкий присылают, например, из Севастополя по 40 000 руб. серебром в банк!..» — сообщал студент Главного педагогического института Добролюбов в подпольной рукописной газете «Слухи», которую он выпускал в стенах института.
Примерно в это же время Некрасов сделал в одной из своих бумаг такую заметку: «Генерал Ковалев, привезший из Крыма фортепьяно, завернутое в корпию».
Вероятно, это была запись для памяти, заготовка для какого-то будущего сочинения. Спустя много лет эта запись откликнулась (правда, без имени генерала) в поэме «Недавнее время», где, вспоминая военную бурю, бушевавшую в Крыму, Некрасов со всей силой презрения отозвался о тех,
Неслыханный героизм и самоотверженность проявили защитники осажденного Севастополя. В труднейших условиях почти год они удерживали черноморскую крепость, нанося при этом огромный урон противнику. В поэме «Тишина» Некрасов воспел мужество Севастополя — «твердыни, избранной славой»:
Для лучших людей того времени вся севастопольская эпопея была свидетельством могучих сил, таящихся в народе, они понимали, что закрепощенный народ прославил себя севастопольской обороной, и ждали больших перемен в жизни страны.
Л. Толстой, сам участник событий, в разгар военных действий записал в своем дневнике 2 ноября 1854 года: «Велика моральная сила русского народа. Много политических истин выйдет наружу и разовьется в нынешние трудные для России минуты. Чувство пылкой любви к отечеству, восставшее и вылившееся из несчастной России, оставит надолго следы в ней». Толстой считал, что «Россия или должна пасть, или совершенно преобразоваться». Так думали и многие другие современники.
Некрасов преклонялся перед подвигом русского солдата. А под солдатской шинелью он видел обыкновенного крестьянина, оторванного от земли и дома. В стихах и в публицистической прозе он постоянно обращался к теме Крымской войны. В своем журнале он напечатал множество материалов, рисующих ход военных действий, подробности отдельных операций, патриотический дух солдат и матросов. В одном номере журнала появился присланный Толстым рассказ его севастопольского приятеля, участника боев Аркадия Дмитриевича Столыпина, «Ночная вылазка в Севастополе», в другом — интересные очерки поэта и переводчика Николая Васильевича Берга, служившего при главном штабе армии, — «Из крымских заметок».
Еще до этого Некрасов обратил внимание на «замечательную статью» того же Берга («Десять дней в Севастополе»), помещенную в «Москвитянине». В одном из своих журнальных обозрений (за июль 1855 года) Некрасов подробно изложил эту «статью», рассказал о том, как ее автор побывал в бараках, где рядами лежали раненые русские и французские солдаты в ожидании тяжелых операций. Он выписал и выделил курсивом слова, сказанные Бергу одним из врачей: «Вы сходите на перевязочный пункт, в город… там Пирогов, когда он делает операцию, надо стать на колени».
Некрасов воспользовался этими словами, чтобы отдать должное великому хирургу на страницах «Современника»: «Выписываем эти слова, чтобы присоединить к ним наше удивление к благородной, самоотверженной и столь благодетельной деятельности г. Пирогова, — деятельности, которая составит одну из прекраснейших страниц в истории настоящих событий… Это подвиг не только медика, но и человека… Пройдет война, и эти матросы, солдаты, женщины и дети разнесут имя Пирогова по всем концам России…»
Появился в журнале и необычный для тех времен материал — рассказ рядового «Восемь месяцев в плену у французов» в литературной записи одесского литератора Н. П. Сокальского. Рекомендуя рассказ читателям, Некрасов писал: «Автор — лицо новое: это армейский солдат, уроженец Владимирской губернии, города Шуи, Таторский. Под Альмой ему двумя пулями пробило руку, он попал в плен, был в Константинополе, был в Тулоне, потом возвращен уже без руки в Одессу… Рассказ его представляет несомненные признаки наблюдательности и юмора — словом, таланта… Даровита русская земля!»
Каким образом записанные под диктовку впечатления солдата попали в редакцию «Современника»?
Однажды к Некрасову пришел незнакомый юноша с тетрадкой солдатских рассказов; оказалось, что их записал его брат со слов раненых, беспрестанно привозимых в Одессу. «В числе этих рассказов один оказался удивительный… Солдат… должно быть человек с большим талантом — наблюдательность, юмор, меткость — бездна русского. Я в восторге», — восклицал Некрасов в письме к Тургеневу от 17 сентября 1855 года.
Однако не все разделяли этот восторг. Когда номер «Современника» вышел в свет, некоторые журналы были шокированы поступком редактора, решившегося опубликовать материалы, записанные со слов простого солдата. Тем более что Некрасов поместил рассказ рядового Павла Таторского на видном месте, в разделе «Словесность», рядом с одним из своих стихотворений («В больнице»).
Журнал «Библиотека для чтения» в ближайшем же номере использовал все эти факты, чтобы выступить с нападками на «Современник». Высмеяв сначала некрасовские стихи («поэт посещает больного сочинителя и потом воспевает свой благородный поступок»), анонимный обозреватель «Библиотеки» затем писал: «Непосредственно за больничною поэзиею г. Некрасова следует не повесть, не рассказ сочинителя — нет, следует импровизированный рассказ рядового, следовательно, вещь нелитературная, не имеющая никакого притязания на изящную словесность…»