Летом мы с Сенькой играли в разбойников, выкапывали пещеры и подземелья, приводили туда своих пленных, прятали там добычу, — наворованные на огородах яблоки, горох, морковку. Сенька умел делать из тростника разные свистелки и дудочки, и мы вместо разговоров пересвистывались условным, разбойничьим свистом. Он раздавал дудочки всем мальчикам, и мы поднимали иногда такой свист, что нас выгоняли со двора куда-нибудь подальше.
И вот однажды с этим моим другом Сенькой случилось несчастье, которое разлучило нас навсегда. Дело было поздней осенью, когда по утрам уже появлялся иней, а лужи затягивал тонкий, как пленка, ледок. К нам в гости приехал соседний помещик с целой сворой злых охотничьих псов. У моего отца тоже было много собак, но они нас знали и никогда не трогали. Мои приятели — деревенские мальчишки — тоже не боялись наших собак, и мы спокойно бегали и играли на дворе, не обращая внимания на их лай и рычанье. Но собаки соседа нам были не знакомы, и когда мы шумной ватагой выбежали на двор, они с лаем и с визгом кинулись на нас. Мы бросились врассыпную, полезли на забор, на крышу сарая — кто куда смог. И только один, самый маленький мальчишка, нигде не мог спрятаться. Он подпрыгивал возле забора, стараясь залезть на него, кричал, плакал и с ужасом оглядывался на собак, которые уже настигали его.
Мы все сидели на заборе ни живы ни мертвы от страха и не знали, что делать. Никто из старших не шел к нам на помощь, ни матери моей, ни няньки поблизости не было, а псари, увидев нас на заборе, только хуже науськивали на нас собак. Казалось, еще одно мгновенье — и бешеные псы растерзают мальчишку.
И вдруг Сенька, засвистев в свою самую пронзительную свистелку, скатился с забора, схватил с земли несколько камней и начал кидать в собак. Собаки сразу же повернули к Сеньке; вздыбив шерсть, оскалив белые, острые, как у волков, зубы, они прыгали вокруг него, не смея подойти ближе, а он все швырял и швырял в них камни и кричал тому мальчишке, чтобы он удирал скорей куда-нибудь.
Вдруг одна из собак завизжала и, хромая, кинулась в сторону. Из лапы ее текла кровь, и она через несколько шагов свалилась набок и начала зализывать свою рану.
— Мерзавец! — заорал вдруг кто-то на весь двор, — мерзавец! Запорю, засеку! Испортил мою собаку!
Мы, вздрогнув, повернули головы. Через двор, размахивая арапником, бежал помещик, а за ним, топая ногами, неслись псари. Мы сразу же спрыгнули на другую сторону забора, увидели, как над забором на мгновенье показались руки и голова Сеньки и, не оглядываясь, помчались к лесу. Не переводя дух, толкаясь и торопясь, заползли мы в наше подземелье и упали там друг на друга, ничего не видя и не соображая от ужаса. Нам казалось, что псари и собаки гонятся за нами, что их топот уже слышен около наших пещер, что вот-вот в узком проходе появятся ощеренные, клыкастые собачьи морды.
Так прошло несколько минут, показавшихся нам вечностью. Потом мы начали успокаиваться, подняли головы, прислушались, — за нами никто не гнался, все было тихо, только далеко на нашем дворе, все еще заливаясь, лаяли собаки. Мы сели, оглядываясь в полутьме пещеры, и вдруг увидели, что Сеньки среди нас не было! Значит, он не успел перескочить через забор? Значит, его схватили за ноги собаки? Может быть, они растерзали его в клочки? Может быть, уже нет на свете нашего смелого атамана?
Что нам было делать? Испуганные, сидели мы, прижимаясь друг к другу, и долго думали о том, как нам поступить. Наконец, решили так: двое из нас — я и мой брат — проберемся домой, узнаем, что случилось с Сенькой, и вернемся сюда рассказать.
— Только скорей приходите, — просили нас мальчишки, — а то нам боязно здесь сидеть.
Бегом, не чуя под собой ног, кинулись мы к дому. Вот уже крыша его показалась из-за деревьев, вот забор, вот и калитка, — сейчас мы будем дома и все узнаем, и, может быть, увидим Сеньку.
Но не успели мы подбежать к калитке, как из ворот с шумом и с гиканьем выскочили верховые. На передних лошадях сидели мой отец и сосед-помещик, следом скакали псари, в ногах у лошадей, завывая и визжа, крутились собаки. Кто-то трубил в рог, кто-то кричал на собак, грязь брызгала во все стороны из-под копыт коней. Мы прижались к забору, стараясь, чтобы нас не заметил отец, и дрожа при мысли, что собаки, унюхав нас, бросятся и выдадут наше присутствие.
Но нас никто не заметил, и кавалькада промчалась мимо. Успокоенные, мы хотели кинуться к воротам, как вдруг брат уцепился мне в рукав и прошептал с ужасом: