Война - хоть и обильное, но все-таки ограниченное во времени кровопускание. Существуют еще казни. И скоростные автострады. И больницы. Настоящие фабрики, работающие как часы. Не всех же подряд вылечивают доктора. Особняком среди медицинских учреждений - вот такие, мимо которых я скольжу невесомой тенью. Одна из собак вырвалась из ожесточенной своры - и стрелой юркнула в подворотню. В пасти - едва различимый мерцающий комок. Вы всё правильно поняли, при этой больничке, - абортарий. Такой товар ценится много дешевле. Но зато он постоянно в наличии. Жизнь - неважный бухгалтер, она постоянно списывает излишки.
Окованная железом дверь, закрываясь, хлопнула так, что с косяка осыпались кусочки старой выцветшей краски. Заплаканная девчушка лет тринадцати, в видавшей виды кофточке поверх линялого ситцевого платья, вздрогнула всем телом. Мужчина в форме вскинул голову, оторвав взгляд от бумаг. Он легко поднялся навстречу девушке и несколько мгновений пристально её разглядывал. Приятное открытое лицо его выражало радушие хозяина, встречающего давно ожидаемого гостя.
- Ну, не надо пугаться, маленькая! - для начала надо приободрить пичужку.
- Ишь какая, глазки на мокром месте, а все равно - красивые. Крупные, выразительные, сияют как два яхонта из-под аккуратно расчесанной челки.
"Ох, тебе б поэтом родиться, Петро Сидоренко!" - это уже про себя.
Слегка приобнял за плечи, проводил к табурету. Была б возможность, пододвинул бы стул даме, как в ресторане франтоватый хлыщ. Только каземат - не харчевня. Контингент случается буйный. Так что вся мебель надежно к полу привинчена. А спина у девоньки теплая. Даже через ткань чувствуется. Кожа, небось, нежная...
"О деле прежде всего, о деле, майор, думай!" - одернул себя строго.
Достал из кармана конфету в жесткой обертке, протянул девочке. Пододвинул крепко заваренный горячий чай в солидно поблескивающем подстаканнике. Ради такого случая специально припас грузинский байховый. Чаинки пришли в движение, закрутив игрушечный смерч в янтарной глубине.
- Давай родная моя... Успокойся. Чаю вот выпей. Много тебе пришлось пережить, знаю. Но ты зла на нас не держи. Сейчас мы с тобой посидим, поговорим. Во всем не спеша разберемся. У нас невиновных не наказывают!
- И папу - отпустите? - робко, будто боясь спугнуть удачу, откликнулась девочка.
"Отпустили уже. Душеньку на покаяние. Забавный был кадр, философ, хоть и военспец. Чуть что: "Я так мыслю...". Спиноза, бляха, хренов!"
Майор улыбнулся так душевно, так ласково, что у ней сразу отлегло от сердца. Он сразу прочел это по глазам девчонки.
" Не зря, не зря сослуживцы прозвали "соловушкой". Не потерял Сидоренко квалификацию!" - похвалил себя, довольный произведенным эффектом. А вслух охотно откликнулся:
- Конечно! Только ты сама посуди - не могу я товарищам судьям сказать: "Отпустите обвиняемого, пожалуйста, граждане судьи, я вот с дочкой его покалякал, и она за него поручилась!"
Следователь жестом предупредил порыв девочки и продолжил:
- Суду доказательства нужны, Катенька, понимаешь? До-ка-за-тель-ства.
Последнее слово он произнес нарочито официально, подчеркивая каждый слог.
И, уже совершенно другим, дружеским тоном, завершил:
- Так что пей чай. И приступим к работе. Она нам предстоит долгая.
Захрустел разворачиваемый фантик. Девочка склонилась над чашкой. Мужской взгляд беззастенчиво, будто раздевая, быстро скользнул по фигуре.
"Эх, жаль в целомудренный треугольничек платья ничего рассмотреть не удалось. Однако, округлости под материей уже вполне наметились. Еще немного - и нальются соком яблочки наливные. Талия, бедра, ноги сильные. И икры - прям с ума можно сойти, какие икры!"
Когда Катя оторвалась от чашки - она встретила всё тот же добрый, по-отечески заботливый взгляд. Только теперь на майоре были еще круглые очки в тонкой черной оправе. Да лоб покрывали мелкие бисеринки пота.