- Я могу вам чем-то помочь? - спросила сестричка, выпячивая вперед свои губы.
- Проводите ее в палату, я с Павлом Борисовичем обо всем уже договорился. - Спартанский повернулся к ним спиной и направился к выходу.
Вадим воспользовался тем, что Владислав его не видит, и отдал Варе пакет, в котором находилась ее одежда, оружие и, самое главное, похищенные у Яноро ампулы со снотворным. После он догнал Владислава и вышел вместе с ним из отделения.
Варя пошла следом за медсестрой, последняя, кстати, вела себя крайне похабно и совершенно неуместно: надувала и лопала большие пузыри из жвачки, на ходу поправляла сползающие чулки и мурлыкала себе под нос радостную песенку. Варя же поймала себя на мысли о том, что ей ничуть не было жаль Спартанского, его смерть казалась ей неминуемой и логичной - Владиславу нужно было оставаться первым и единственным. Он не мог позволить себе рисковать ее безопасностью и допускать ее встречи с посторонними лицами. Но Варя совершенно не знала, как относиться к откровению Вадима, к словам любви - они ничуть не тронули ее, и она даже стыдилась своей жестокосердия и холодности.
Сестра подошла к стойке регистратуры и взяла в руки карту, оформленную на Варино имя, она прикрывала титульный лист своей ладонью, так что девушка смогла лишь разобрать номер карты - 1303. Потом она пригласила пациентку в палату и сказала, ткнув пальцем на кровать:
- Размещайся, как тебе будет удобно, - вся палата твоя. Процедуры тебе никакие не назначены, лекарства… Так, посмотрим… Тоже не выписаны. - Медсестра удивленно приподняла бровь и посмотрела на Варю.
- Павел Борисович новый главврач? А что стало с прежним?
- Без понятия, я недавно здесь работаю и в такие вопросы не лезу. Ты уже лечилась здесь раньше? В твоей карте этого не отражено.
- Нет, я просто была с ним знакома, приятный джентльмен.
Сестра окинула ее взглядом, полным презрения, и вышла из палаты, закрыв за собой дверь. Одноместная комната с обшарпанными стенами и жесткой кроватью на металлических, ржавых пружинах. Подушки в непонятных разводах, сухое, негнущееся постельное белье, холодильник с затхлым запахом - в больничных стенах все прело и отмирало - сплошная пролежень в среде обитания человека. Из-за стены слышалось, как санитары криками и тумаками успокаивают взбунтовавшегося пациента, его крики были приглушенными и далекими. Хоть Варю и не заботили людские страдания и муки безумцев, но она понимала, что окружавшие ее стены, как губки, впитывают в себя каждый новый крик - отзвук мучений, и могут навечно стать клеткой для каждого умершего здесь пациента. Больничные покои знают все о своих постояльцах - вбирают в себя частицы их страданий и становятся с каждым днем все более холодными и глухими.
Девушка подошла к окну и выдохнула на запотевшее стекло, на нем проявился отпечаток ладони, и Варя поднесла к нему свою руку. В ту же секунду ее сознание перенеслось в тихую и пустую квартиру, где Он убил ее. Она могла мысленно прогуляться по ней, заглянуть в спальню и в ванную комнату, только там никого не было, но всюду слышался шум падающей из крана воды. Открыв глаза, Варя чувствовала себя очень одинокой и забытой, словно она уже сыграла свою роль в Его жизни, и все, что теперь ей оставалось - это ждать конца.
Владислав, покончив со своими делами - пристрелив Спартанского, широко расправив плечи, шел по коридору своей штаб-квартиры. Каждый встречный в смятении отводил от него свой взгляд и ускорял шаг. Едва перешагнув порог своего кабинета, он впервые за несколько лет вспомнил о первых и, пожалуй, последних визитах Вари к нему на чай. Рано было предаваться воспоминаниям о ней, нельзя пробуждать тени болот, ведь они всегда предательски путают маршрут.
Его кабинет и по сей день оставался роскошным, но ему не хватало частицы непознанного им уюта, который наступал только в ее присутствии и никогда не повторялся. Пространство было огромным, перегородкой межу малым рабочим местом и зоной отдыха служил тропический аквариум, в котором обитали мурены и прочие сперва неприглядные гады. По голым стенам бегали голубые волны света, и в целом кабинет был достаточно освещен, но его любимое кресло стояло в густой синеве, там, где вопреки яркой иллюминации, оставался темный угол. Он сел у окна и отпил из фляжки виски. Ему было невыносимо оставаться одному, и он, закрыв глаза на все свои сомнения, направился обратно к Варе, прихватив с собою бутылку темного рома и две таблетки экстази. По дороге он выкурил чуть ли не всю пачку сигарет, от чего в желудке у него образовалась неприятная пустота, а во рту кисловатый привкус.