Андрей и Харакири опять дружно помотали головами.
Козловский прижал ладонь к бочкообразной груди, выпятил тройной подбородок, устремил в вечернее небо горящий взгляд и затянул самозабвенно:
— Э-э-эх, да вдо-о-оль, по Пи-ите-ерска-а-ай. По Тверско-ой-Ямской, да ох да по Тверской-Ямской…
Андрей вдруг заметил, что их возле лестницы кинотеатра уже не трое, а четверо — откуда-то взялась женщина, которая на сеансе была в костюме ежа. Костюм она сменила на жёлтое пальто, но шапку с колючками или забыла снять или не захотела.
— По-о Тверской-Ямской, да с колоко-ольчи-ком! — Козловский не собирался останавливаться. Он пел приподняв руку с растопыренными пальцами. — Э-э-э-эх…
— Ему только повод дай! — громко заявила женщина. — Если его не остановить, до утра горлопанить будет.
Козловский резко замолчал и смерил её гневным взглядом.
— Вера Павловна, я бы вас попросил!
Она отмахнулась от него и повернулась к Андрею.
— У меня к вам просьба большая. Можно на следующем сеансе я рядом с вами сяду, а? Пожалуйста! — её глаза неожиданно стали такими печальными, что у Андрея от жалости защемило сердце. — Для меня это очень важно.
— Место уже забито! — проревел Козловский. — Я уже рядом с ним сижу!
— Не забивал ты ни какого места! — Вера Павловна сжала кулаки, печаль из её глаз улетучилась. Она выглядела так, словно вот-вот ринется в бой. — Я всё слышала, слышала!
— Забива-ал!
— Не забивал, не забивал! Врёшь ты всё, Козловский!
Андрей приподнял руки в примирительном жесте.
— Стоп! Хватит. Ну что вы ей богу?
Вера Павловна и Козловский замолчали, но их нацеленные друг на друга глаза продолжали перепалку.
Харакири рассмеялась, прикрыв губы ладонью. Андрей посмотрел на неё, и ему вдруг захотелось сделать этот безумный вечер ещё безумней.
— А давайте все вместе в ресторан ломанёмся? Хочу свой гонорар потратить сегодня же! Ну, могу я хотя бы раз в жизни шикануть, а?
— Вот это по-нашему! — одобрительно проревел Козловский. — Люблю людей с широкой душой. Я — за!
Вера Павловна поправила свою «ежовую» шапку и поглядела на него с подозрением: не задумал ли он какую-нибудь подлость, согласившись?
— И я — за! — она произнесла это с вызовом в голосе. — И я тоже, между прочим, люблю людей с широкой душой. Я их просто обожаю.
Харакири взяла Андрея за локоть.
— Ну что, щедрый ты наш, гулять так гулять?
Он улыбнулся и энергично кивнул.
— Гулять, так гулять!
На следующем сеансе по правую руку от Андрея села Вера Павловна в своём костюме ежа. Козловский расположился сзади. После вчерашнего похода в ресторан эти двое больше не лаялись, но всё равно поглядывали друг на друга с неприязнью.
Свет погас. Вспыхнул экран. Ёжик, держа в лапке белый узелок, вошёл в туман. Как и в прошлый раз, Андрей не заметил перехода из этого мира в иное измерение. Он очутился возле колодца, и у него было ощущение, что он здесь уже давно.
Вокруг клубился туман. И снова Андрея потянуло куда-то. Он поддался этому притяжению с радостью, ему не хотелось больше видеть колодец — объект смущал разум своей вызывающей резкостью, вносил в лёгкую эйфорию нечто острое и колючее. Прочь, прочь от него.
Туман заключил Андрея в свои бесплотные объятия и невидимое, и не ощутимое течение понесло его неизвестно куда. Он наслаждался лёгкостью, не думая сейчас ни о каких ориентирах. Ему просто хотелось быть здесь и всё. Без воспоминаний и размышлений.
Порой откуда-то доносились странные звуки, похожие на стоны, но они Андрея не тревожили.
В голове сонно рождались и тут же забывались мысли. Душа отдыхала. Но вот течение понесло его вверх, всё быстрее и быстрее, швырнуло вправо, влево… и плавно опустило к земле. Андрей больше не чувствовал притяжения. Так было в прошлый раз, когда он обнаружил колодец. Но сейчас… только туман. Сплошная белая мгла.
И его это устраивало.
Так, бессмысленно паря и нисколько не чувствуя себя потерянным, он и провёл вечность, пока не обнаружил себя в кресле в третьем ряду кинозала. Первые секунды Андрей испытывал обиду, ему казалось несправедливым то факт, что некая сила взяла да вышвырнула его из мира тумана. Отчаянно хотелось вернуться, сейчас же! Но потом он увидел улыбающуюся Харакири и обида исчезла: эта реальность тоже была хороша. А туман никуда не денется.