— Доброй ночи, барин. Вы один?
— Доброй, мужики. Один, один. Ну-ка, разойдись, что это у нас тут? — барин взял у егеря факел и осветил укутанную в брезент фигуру. — Точно дохляк? Евграф?
Василий хмыкнул, но поймав суровый взгляд, осёкся.
— Простите, ваше благородие. Не подумал.
Барин, покачав головой, перевёл взгляд на Евграфа.
— Ну?
Егерь спрыгнул с саней и откинул с головы живого мертвеца кусок брезента. При виде обезображенного прикосновением смерти лица всех охватил ужас. Василий судорожно сглотнул.
— Точно, ваше благородие, только ведёт себя, как живой. Да, и одежда странная, в смысле — бабская. В наших местах так не ходят. Не Европы же. А ещё при нём дилдо было.
— Дык, может это баба и есть? Имею ввиду, была.
— Да нет! Вон же тутурик колом торчит. Я сразу проверил.
— Ну с этим ладно, а дилдо откуда? — барин с подозрением взглянул на Евграфа. — Пил что ли?
— Никак нет, ваше благородие. Полгода как в завязке. Единой клянусь, — тот очертил на груди круг. — Выкинул я. Не понятно зачем оно ему в лесу понадобилось, но он его всё равно таскал.
Барин еле заметно кивнул.
— А я бы от рюмки сейчас не отказался, после такого-то.
— Ну так вот, — продолжил егерь. — Поначалу думали, это шатун силки мои потрошит. Как раз проверять шли. Смотрим, а там этот! Завопил, как баба, и дёру.
— Залётный, может. По тракту кого только нынче судьба не приносит.
— Залётный в одном халатике по зиме не ходит, ваше благородие, да и косого со шкурой жрать тоже не станет. Стало быть, всё-таки зомбарь.
— А дилдо?
— Да хрен его разбери, ваше благородие, может нашёл просто. Увидел, да и схватил, мозги-то все сгнившие, ума, стало быть, нету, Пал Трифонович, — взгляд егеря случайно упал на ковыряющегося в носу Василия. — И ещё одна деталь…
Несколько секунд тишину нарушало только потрескивание факела. Пауза затянулась, и барин раздражённо нахмурил брови.
— Ну и? Чего залип-то?
— Когда мы его повязали, — Евграф потупил взгляд, — в руках он держал это.
Егерь выставил перед барином плетёную корзинку, обвязанную сверху расписным платком.
— Вы чего, мать вашу, грибника притащили? Тьфу ты. Совсем с вами с ума сойдешь! Какие грибы, нахрен⁈ Снег ещё не сошёл! Что там?
Ошалелый Евграф нехотя стянул платок. Под ним оказалась стопка папок и завернутые в тряпку несколько «хрусталиков». Стоили они баснословных денег. Даже по меркам станицы.
— Эт ты говорить не хотел, да? Себе зажать удумал, да? — барин замахнулся на егеря.
Тот выставил перед собой руки.
— Никак нет, ваше благородие, запамятовал чой-то, пока лясы точили. Чесслово. Там записка сверху была, мол, передать в жандармерию, а награду забрать. Вот она.
Павел Трифонович сунул клочок бумаги в карман и на трясущихся ногах потащил корзину в грузовик. Такой подарок судьбы он с твёрдой уверенностью решил оставить себе.
Закончив с этим делом, барин с чувством сплюнул и вернул егерю факел.
Мало того, что теперь весь кордон на ушах стоять будет, так теперь ещё и в город докладывать придется. А что если и второй зомбарь объявится? Или, вообще, шеренгой повалят. Это ж что начнётся-то?
Не миновать теперь комиссии, не миновать.
И ничем хорошим это не обернется. Начнут рыть, а там и до бухгалтерии недалеко, и до делянок. Ладно хоть «хрусталики» на халяву достались.
Может, и ничего страшного в них нет, в зомбарях этих. Пусть идут, с такими трофеями-то.
Барин прошёлся вдоль грузовика, о чём-то размышляя, и резко развернулся на месте.
— В деревне не болтать. Даже если бабьё будет выпытывать. Никто ничего не видел. Узнаю — высеку. Ясно?
— Ясно, ваше…
— Ясно, ваше благородие.
— Этого в кузов. Только руками голыми не троньте, на всякий. Рукавицы чтоль наденьте. Мало ли. Отвезу в Томск. Пускай городничий сам разбирается, что с ним делать.
«Лишь бы ко мне не совались. А этого, этого лучше в прорубь. Горелое всё стерпит», — уже про себя подумал он.
Егерь снова передал барину факел.
— А ну-ка, малой, подмоги! Варежки тока потом не забудь в печку сунуть. Маманя новые свяжет. Скажешь потерял. Не убудет.
Когда с погрузкой было покончено, барин отозвал егеря в сторону.
— Проследи, чтобы по нашим границам объезд постоянный был. Сам, иль Макарку своего запряги. В общем, понял. И это, наладонник свой почисти. Чтоб ни одной фотки в эфире не отсвечивало. Понял? А то лицензию отберут. Не хватало мне проблем ещё, за разглашение особо важной.
— Будет сделано, ваше благородие, — егерь неосознанно хлопнул себя по груди, где в кожаном кейсе хранилась последняя модель кристафона «Тайга».