«Восстановление плоти. Использовать навык невозможно, недостаточно маны.»
— В смысле недостаточно маны? — раздраженно проорал Эсон, — покажи мне эту ману!
Перед его глазами послушно выскочило небольшое окошко. Над условным обозначением человеческого тела красовались две серые пустые полоски, лишь в их самом углу тускло мерцали две едва заметные точки — красная и синяя.
— И что с этим теперь делать? — профессор быстро осознал, что они отображают состояние здоровья и запас маны. — Толку мне от этого?!
Сейчас у Эсона не было ни сил, чтобы восстановить тело, ни возможности пожертвовать своим телом, чтобы собрать немного маны. Оба показателя были практически равны нулю, и воспользоваться классовыми навыками в таких условиях невозможно. «А если не пользоваться?» — профессор задумался.
Вся магия в этом мире так или иначе одинаковая. Она создается маной, которую создают маги, животные и даже некоторые растения. Мана повсюду, именно по этой причине, даже не имея класса, можно научиться управлять потоками магии и создавать заклинания. Отмахнувшись от всплывшего окошка, Эсон сконцентрировался, пытаясь почувствовать ману. Внутри сознания ее не было. Безграничная темная комната его разума не была наполнена маной. Да и откуда бы ей здесь взяться? Сознание условно, как и это пространство, — лишь способ удобно посмотреть на свои навыки, да спрятаться при необходимости. Но снаружи то она есть!
Эсон потянулся за границы комнаты, и та послушно выпустила человека наружу. Бушующие потоки маны буквально обрушились на профессора. Сначала медленно и осторожно, затем все увереннее и быстрее он тянул за тонкие едва ощутимые нити, сотканные из магии, направлял их к себе, сворачивая вокруг своего сознания коконом и впитывая, словно сухая земля первые капли дождя. Тьма вокруг расступилась, уступила место гладкому синему полотну. Огромных размеров холст глубокого, но вместе с тем яркого синего цвета простирался во все стороны, теряясь тончайшими нитями где-то далеко за пределами восприятия обычного человека. Миллиарды голубых, синих и почти черных нитей самых разных оттенков тянулись вокруг замершего сознания, обрисовывали формы и выводили очертания окружающего мира. Нити светились и трепыхались от самых крохотных изменений вокруг. Вот разогретый затихающим пламенем воздух чуть приподнялся вверх, пройдясь мелкой едва ощутимой рябью по вертикальным нитям где-то в десятке метров от сознания Эсона. Вот он тонким звонким ударом, словно по натянутой струне, прошелся по горизонтальным нитям, огибающим череп лежащей собаки. А затем каскад перезвонов быстро сменяющихся глухими и звонкими звуками обозначил падение обгоревшего черепа вместе с телом на землю. А здесь, совсем близко к сознанию профессора появились очертания человеческой головы. Вместо кожи и глаз лицо было покрыто полотном, состоящем из тех синих нитей, но в этот раз густо переплетенных, словно кому-то пришло в голову связать огромную куклу из тонкой пряжи. Кукла посмотрела на Эсона, и из того места, где у нее должны быть глаза, в сторону некроманта поползла рябь. Затем крохотные вибрации стали сильнее и чаще, — по сознанию профессора ударили волны, которые отражались, меняли свою направление и частоту, возвращались обратно к синей кукле. А затем все стихло. Эсон моргнул, возвращая себя в темную комнату собственного сознания.
— А ведь неплохо быть некромантом? — перед профессором стоял укутанный в рваное тряпье скелет со светящимися синими глазницами.
— Да, иногда это помогает, — без малейшего удивления согласился Эсон.
Он вытянул левую руку вперед, и скелет поднял свою правую. Эсон смотрел в светящиеся глазницы своего собеседника, касаясь пальцем холодного стекла. Там, по ту сторону зеркала на него смотрело его собственное отражение, искаженное извращенной проклятой силой некромага, существа, способного безнаказанно прикоснуться к смерти и отдать ей приказ.