В классе бессильных царила тишина, дети следили за происходящим через окна, а Банья молча сидела на стуле, уставившись в стену.
— Ну же, все закончилось, — Эсон подошел к Банье и прижал ее голову к своему телу. — Теперь все закончилось.
Голову девушки обвили тонкие, но сильные пальцы, потянули вбок, прижав к мягкой теплой рубашке. Ужас от увиденного, ледяными цепями сковал ее тело, превратив еще живого человека в холодную куклу. Мороз потянулся к пальцам, остудил рубашку, стараясь передать Эсону ощущения девушки. Спустя минуту холод сдался, и от пальцев по голове начало растекаться успокаивающее тепло, приносящее с собой спокойствие и умиротворение. Просидев так четверть часа, Банья решилась поднять голову и посмотреть на Эсона.
— Он... — девушка запнулась, всхлипнула, — он...
— Теперь все будет хорошо, — повторил Эсон, прижимая Банью к себе.
Тяжелые тучи за окном озарились яркой ослепляющей вспышкой, за которой тут же раздался колючий треск грома. Об стекло класса ударились первые крупные капли дождя, за которыми последовал шипящий гул извергаемых небом плотных струй дождя.
Часть 19. Дождь
Тяжелые струи холодного дождя падали на сухую землю, разбивались на сотни небольших капель, покрытых поднятой ударом воды пылью. Грязные брызги взмывали вверх, словно хотели устремиться обратно в небо, с которого они спустились, но, ставшие тяжелыми от земной пыли, они лишь разочарованно падали вниз, вновь поднимая крохотные облачка пыли.
Воды становилось все больше. Она собиралась в лужи, текла по мощеным камнем дорожкам, сливаясь в узкие глубокие каналы по бокам, заполняла их собой и выплескивалась наружу, образуя на улицах широкие мутные диски луж, пенящиеся от все новых капель. Их поверхность вздувалась миллионами пузырей, которые мгновенно лопались. Громкий шум бьющих о землю струй заглушал звуки, оставляя лишь равномерное шипение. Воздух наполнился прохладой и характерным запахом дождя, свежим и влажным.
Белоснежный мир вокруг академии мгновенно растворился за непроницаемыми для взгляда струями воды, бесконечно падающими с неба. Дождь бил по крыше, неустанно щелкая черепицей, но та держалась, не пуская капли внутрь корпуса, заставляя их стекать вниз по крыше и сливаться в мощный водопад, закрывающий своим потоком даже крупные силуэты за окном. Ливень словно отсек корпус бессильных и всех его обитателей от внешнего мира. Лишь иногда на сером фоне шипящего потока вспыхивали яркие пятна молнии, но они лишь превращали мрачное полотно в белоснежную ткань из воды, за которой невозможно было даже угадать времени суток. А следом приходили тихие, едва уловимые раскаты грома, из-за чего казалось, что все пространство за стенами корпуса превратилось в плотную вату, не пропускающую звуки.
Банья отправила детей в кровати, а сама, уставшая и обессилевшая, заснула за учительским столом. Несмотря на то, что она была неплохим алхимиком, и могла без особого труда приготовить себе восстанавливающее зелье, профессор предпочла забыться сном, чтобы он унес ужасные воспоминания о недавнем событии. Перед глазами алхимика все еще стоял образ корчащегося на земле человека, которого поедал густой фиолетовый дым.
Эсон же сидел на широком подоконнике у окна, в руках он держал блокнот и карандаш, пытаясь записать основные детали произошедшего. Его взгляд устремился куда-то далеко вперед, словно молодой профессор мог разглядеть, что сейчас происходит за стеной ливня. Но некромант ничего не видел. Звук дождя и чувство отрезанности от мира унесли его в воспоминания пятилетней давности.
Такой же ливень был и в тот раз. Природа равномерно шипела, заглушая все звуки вокруг, кроме голосов двух людей в глубине пещеры.
— Ферса, Ферса! — Ригал тряс свою спутницу.
Ее тонкие, всегда аккуратные и ухоженные руки были покрыты кровью и грязью, одежда разорвана, а на открывшихся участках тела тут и там виднелись ушибы и порезы. Плотные кожаные доспехи превратились в бахрому из сотен тонких кожаных полосок. А на лице застыла гримаса отчаяния. Она словно застыла, бесцельно уставившись на черный от грязи и копоти перстень на ее руке.
— Ты уже ничего не исправишь, — Ригал стягивал с нее одежду, медленно и аккуратно, стараясь не задеть раны, и продолжал говорить, — мы сделали все, что могли, ты продержалась целый год, и сейчас все кончено. Мы не справились. Но теперь мы обязаны выполнить свое последнее обещание. Послушай! Ферса! С этим мы обязаны справиться любой ценой! Мы сделаем все, чтобы он...
— Заткнись! — заорала Ферса. — Заткнись! Я была слишком слаба, чтобы... — она хотела продолжить, но не могла остановить вырывающиеся из груди рыдания.