- Хочешь послушать?
Любимый кивает, я читаю заклинание, и комнату наполняет быстрый стук. Даже не знаю, чего в его взгляде больше – растерянности, потрясения или удивления. Срок действия заклинания заканчивается, на лице мужа проступает радость. Смотрит на меня с нежностью, произносит, словно для себя:
- У меня будет дочка…
Затем внезапно сурово хмурит брови:
- Ты знала о том, что беременна, когда возглавляла отряд для помощи с кочевниками?
- Да.
- Как ты могла! Ты же рисковала нашим ребенком! Как только твоя бабушка на такое согласилась?! Она же знала?
- Да. Но я же беременна, а не больна.
- Кто ещё знал о твоей беременности?
- Только бабушка, Оллеэль, Торриэль и Арраниэль.
- И Торриэль тебе позволил участвовать в нападении на бандитов?
- Для меня не было никакой опасности.
- А ещё друг! Пообещай мне ни во что не ввязываться, пока не родишь.
- Но…
- Я хочу, чтобы ты мне пообещала.
- Обещаю.
- Подумать только, у меня скоро появится дочь…
Эпилог
Деревья за окном пестрят осенними листьями, подсыхают лужи после ночного дождя, и солнце сияет как-то по-особенному ярко. Степенно вытираю губы салфеткой и, дождавшись паузы в разговоре, произношу:
- Я рожаю.
Разговоры моментально затихают, а все взгляды устремляются в мою сторону. Решаю повторить:
- Я рожаю.
Муж хлопает глазами:
- Сейчас?
- Сейчас.
- Вот уже теперь?
- Да. Вот теперь и прямо уже.
- Какой промежуток между схватками? – Оллеэль радостно потирает руки. Нам всем ужасно надоело быть запертыми в этом поместье. Да, дом большой. Да, территория внутри охраняемой зоны тоже большая. Но чем дальше, тем больше хотелось свободы передвижений.
- Две-три минуты.
- Отлично! Тогда пойдемте в комнату. Скоро ваша доченька появится на свет.
Муж растеряно на нас смотрит:
- Скоро появится?
Улыбаюсь:
- Да.
- В учебниках написано, что схватки - это болезненный процесс. Но незаметно, чтобы тебе было больно.
Вздыхаю:
- Я воин. Меня приучали терпеть боль с детства. Кроме того, я наложила на себя легкое обезболивающее заклинание. Но нам пора идти.
Входим в комнату, готовим пеленки для ребенка, застилаем кресло специальным покрывалом, предназначенным для родов, затем я усаживаюсь и разрешаю Оллиэлю себя осмотреть. Он просит мужа сесть на табуретку лицом ко мне и взять меня за руку. Затем проводит диагностику:
- Полное раскрытие. Если почувствуешь потуги, можешь начинать рожать.
Удовлетворенно улыбаюсь – наконец-то это случилось. Последние три недели оказались особенно тяжелыми – сложно было найти комфортное положение для сна, периодически резко возникало желание побежать в туалет, чувство голода терзало постоянно, регулярно возникало чувство нехватки воздуха – легкие ребенок тоже подвинул. Центр тяжести изменился, и для меня, привыкшей владеть своим телом в совершенстве, это оказалось самым сложным испытанием. Так что самое сильное чувство сейчас - облегчение. Муж взволнованно всматривается в моё лицо:
- Тебе точно не больно?
Усмехаюсь:
- Терпимо. Не переживай.
- Тужься! – строго просит Оллеэль. – Теперь не тужься. Давай!
Через несколько мгновений лекарь поднимает руки, в которых держит нашу доченьку. А ещё через мгновение слышим детский плач. Оллеэль перерезает пуповину, перевязывает её и укладывает доченьку мне на грудь. Она оказывается неожиданно крохотной, лысенькой, со сморщенным личиком и острыми ушками. Самый прекрасный ребенок, которого я когда-либо видела.
- Приложи её к груди, - велит Оллеэль.
Выполняю его распоряжение и завороженно наблюдаю, как малышка делает пару глотательных движений, затем отрывается от груди и довольно причмокивает.
Лекарь удовлетворенно кивает:
- Хорошо. Папа, иди обмой своё сокровище. И заверни в пеленки.
Муж берет дочку так осторожно, словно боится сломать её малейшим неосторожным движением, и скрывается за дверью ванной.