Первый доброволец — Топольский, отличник с первой парты — вышел к доске. Его линии получились ровными, символы четкими, хоть сейчас в учебник.
— Ну надо же! — преподаватель просиял. — Хоть кто-то может начертить правильную печать! — он демонстративно покосился в мою сторону. — В отличие от некоторых… особо одаренных.
Один за другим студенты выходили к доске. У всех получалось — кто-то чертил лучше, кто-то хуже, но базовую структуру все ухватили верно. А я сидел и прикидывал… что теоретически, если правильно модифицировать узор, можно создать канал не только к мане, но и к… более интересным источникам.
— К черту это! — я резко поднялся, грохнув кулаками по парте. — Я тоже ученик! Или у нас теперь избирательное обучение? Мне нужна практика, как и остальным.
Иванченко замер. По аудитории прокатился удивленный шепот.
— В прошлый раз ваша… «практика», — он поджал губы, как от зубной боли, — едва не уничтожила аудиторию! И… и не отправила на тот свет учеников!
Я молча подошел к доске, бесцеремонно выдернул мелок из рук одногруппника и стер его художества рукавом. Злость придавала движениям четкость — линии печати ложились ровно, символы выходили четкие, как по линейке.
Опять дал нам самую примитивную печать с таким узким каналом, что она будет по капле сосать ману до следующего семестра. Я прекрасно видел возможности для усовершенствования — чуть изменить угол здесь, добавить пару линий там, развернуть внутренний контур… Но нет, обойдется. А то еще инфаркт хватит.
— Нарисовал! — я демонстративно положил мелок на край доски. — Извольте проверить.
— Сейчас подойду, — лениво протянул Иванченко, демонстративно копаясь в каких-то бумагах.
Я встал у доски, переглянулся с Костей. Тот вдруг занервничал и начал делать какие-то странные жесты глазами и бровями, словно припадочный.
Чего? — я не мог понять, что ему от меня надо.
Костя закатил глаза и начал тыкать пальцем куда-то мне за спину.
— Да обернись ты, дубина! — не выдержал он наконец.
— Константин! — рявкнул Иванченко. — Немедленно прекратите этот балаган! Я запишу вас в рапортичку как злостного нарушителя порядка! Это уже десятое замечание, а значит, я жду ваших родителей.
Я наконец соизволил обернуться — у моей печати стоял Топольский, первый отличник и главный любимчик преподавателей. Этот самодовольный индюк быстро провел рукой по нижнему краю рисунка и, как ни в чем не бывало, отошел к своей парте.
Иванченко тут же подлетел к доске — словно только и ждал момента. Исправить уже ничего не успею — препод буквально дышал мне в затылок, придирчиво изучая каждую линию.
Вот же… И как теперь объяснить, что это не я накосячил?
— Профессор! — начал я. — Топольский только что испортил мою печать!
— Не выдумывайте, Волконский, — поморщился Иванченко. — Господин Топольский — образцовый студент и надежда факультета. Он бы никогда…
И тут печать начала светиться. Не привычным спокойным голубоватым светом, а ослепительно белым, как миниатюрная сверхновая. По аудитории пронесся порыв ветра, срывая конспекты со столов и растрепывая волосы, и появился столб света.
— Да твою ж мать… — пробормотал я.
Печать вспыхнула нестерпимо ярко. Опять? Вы серьезно?
Глава 16
Из печати вышел ослепительный белый столб света. Ничего особенного — просто ровный луч, как прожектор, только гораздо ярче. Настолько яркий, что пришлось щуриться. Но самое интересное творилось вокруг…
От столба света дул сильный ветер. Сначала он просто трепал тетради и конспекты, но с каждой секундой становился всё сильнее. Листы бумаги, ручки, карандаши — всё летало по аудитории. И что характерно: если что-то залетало в луч — обратно не вылетало.
Я с интересом наблюдал за происходящим. Чисто теоретически, если что-то заходит и не выходит, значит, где-то должен быть другой выход. Вопрос — где именно? И главное — что там на другой стороне?
Ученики спешно эвакуировались. Но… хех, как всегда, остались только мы трое: я, Костя, который нервно косился на светящийся столб, и этот гад Топольский, бледный как простыня. Тупили, откровенно говоря.
Иванченко метался между нами, как раненый зверь. Одной рукой он судорожно придерживал парик, который так и норовил слететь, а другой тыкал в меня пальцем, чуть не попадая в нос:
— Это переходит все границы! Все! Абсолютно все границы допустимого! — брызгал он слюной, пытаясь перекричать шум ветра. — Да как вы посмели… А ведь я специально вас даже не вызывал к доске! Надеюсь, вас исключат! Только исключение, никаких полумер! БЫСТРО ВЫШЛИ ОТСЮДА!