– Ладно, ладно… Я поняла. Успокойся.
– Успокойся… — буркнул Ташур. — Сначала заведет меня, а потом — «успокойся». Такое хорошее настроение было, пока ты мне его не испортила…
– Ну, ладно… все… Ты лучше скажи: а она согласится? И как ты их менять будешь? Ноги — в смысле…
– Согласится — не согласится… Это моя проблема — не твоя! Да и все остальное тоже… Говорю тебе — все нормально будет! Договорюсь я с ней.
– А ей не больно будет? А…
– Все хватит! Мы так тут до конца времен проболтаем, а колбаса, между прочим, уже кончилась. Так что времени у нас осталось — всего нечего, понятно?
– Понятно, — вздохнула Осси. На самом деле понятно-то как раз ничего и не было, и вопросов на языке крутилось сотни две, а то и три. По этому поводу, да и не только… Вот только голова кружилась все сильнее, и леди Кай понимала, что еще немного, еще чуть-чуть и она просто элементарно грохнется в обморок, из которого то ли выплывет, а то ли уже и нет. — Ладно. Последний вопрос…
– Давай.
– А ты это раньше делал?
Хилависта уставился на нее, будто она какую-то несусветную глупость сморозила… А, в общем-то, и сморозила, как выяснилось.
– Ты, что — после того, как он тебя там лапой своей… совсем спятила? Где мне это делать и зачем? Да, и, если ты вдруг не заметила, — мне сомборы-то подороже будут, чем некоторые. Так что…
Чему Осси обязана, что ради нее хилависта готов был любимую свою сомбору расчленить и в жертву принести, девушка уточнять не стала. Во-первых, сил уже не было разговоры разговаривать. А, во-вторых, — не уверена была, что ответ ей понравится. Готов — и готов, и — слава тебе, как говорится, светлый Странник!
– А ты точно…
Договорить ей хилависта не дал:
– Точно! И я абсолютно уверен! И все будет хорошо! И даже лучше, чем было! Довольна? Все?
– Все, — вздохнула Осси. Силы у нее просто таяли и вот-вот должны были закончиться. — Давай! Пока не передумала!
– Давай, — хмыкнул хилависта. — Это ты давай! Раздевайся! Снимай все тряпки свои и ложись!
– Все? — На всякий случай уточнила Осси.
– Все-все… Чтобы ничего лишнего…
И Осси, превознемогая жуткую боль в сломанной ноге, и, то и дело закусывая губу и хватаясь за стену, начала стягивать комбинезон.
Дальнейшее лучше не пересказывать, ибо от количества произнесенных леди Кай запретных слов, сплетенных к тому же в самые невероятные сочетания, даже зеркальная поверхность хилависты подернулась мутноватой рябью.
За комбинезоном последовало белье и еще одна порция ругательств, ничем — ни количеством и ни качеством не уступающая первой.
– Ну, ты даешь! — Только и смог выдавить из себя хилависта, когда с раздеванием было покончено. После чего, критически осмотрев, открывшийся его глазам вид, усмехнулся: — А ты… ничего, так! Есть на что посмотреть!
От такой оценки Осси даже про боль забыла и стала просто пунцовой, а пузырь этот несчастный готова была голыми руками раздавить. Жаль дотянуться не могла.
А хилависта не спеша и с видимым удовольствием рассматривал голую девушку, с чувством и с пониманием обшаривая глазами стройную точеную фигурку. Взгляд его, почти физически опаляя жаром, переползал с красивых плеч девушки на глубокие впадинки ключиц, на часто вздымающуюся небольшую но идеальной формы грудь с острыми, торчащими не то от холода, не то от неловкого положения в котором оказалась леди Кай, сосками, и полз все ниже, ниже и ниже…
– О! — Взгляд его наконец остановился, а Осси была уже готова провалиться сквозь землю, сквозь плиты или что там еще было… — Ничего себе! Понимаю… — Хилависта почмокал языком, облизнул пересохшие от волнительного напряжения губы и вздохнул, — Эх… Жаль, что я не могу… — После чего снова замер, не отрывая глаз от стройных ног леди Кай, а точнее, — от того места, где природе было угодно их соединить.
Глубоко вздохнув, Осси закрыла глаза, чтобы не видеть эту наглую жирную морду, еще раз вздохнула, успокаиваясь, и еле слышно выдавила из себя:
– Ну, хватит… Давай уже!
– Да… — хилависта с огромным сожалением оторвался от созерцания явившейся ему ничем неприкрытой красы, но не удержался и бросил еще один взгляд. Попрощался, так сказать… — Да… А теперь ляж, и не дергайся. А лучше, вообще не шевелись.