— Видимо, твой подрядчик успел изрядно нагрешить при жизни, — с улыбкой заключил Павлов и убрал с Борисиной щеки кровавый ошмёток. — Так и что же флейта?
— Сломана, — вспомнил Падерин очередную подробность. — Трещина, посередине…
— Что?! Ты ещё и испортил мощи Святого Реазарха??? — возмутился Гелеонт.
— Вот что бывает, если поручить смертному трогать такие предметы, — радостно подметил Ламбрант и потрепал Бориса за ухо. — Так и что с флейтой? Ты спрятал её?
— Не помню…
— Ну ещё бы, он когда очнулся вообще? — вновь вмешался Кирсанов, который в своём положении смотрелся довольно забавно. — Ты же знаешь, неофиты месяцами могут ничего не помнить. А у некоторых вообще не восстанавливается память.
— Учитывая, что ими никто не занимается, это не удивительно, — заметил Ламбрант.
— О, а ты, значит, решил стать этому убогому опекуном? — засмеялся пленник, о чём весьма быстро пожалел, когда его голову вернули в кисломолочную жижу, а бочку сверху закрыли плотной крышкой.
— Кто это? — спросил Борис, нехотя вылезая из ванной по приказу люциферита.
— Он советник экзархата, — сообщил Павлов, вручив Падерину полотенце.
— Экза чего? — усмехнулся студент.
— Эк-зар-хат, — чётко выговорил Ламбрант. — Это объединение местных бесов. Но не переживай, тебе не грозит с ними дружить.
— Почему? — наивно вопрошал парень, который из-за бардака в голове больше напоминал испорченный компьютер, выдающий беспорядочные сигналы.
— Потому что я так решил. Наверху есть душ, там же найдёшь одежду. На всё тебе пять минут, иначе окажешься вместе со своим другом в бочке.
Если Борис и хотел что-то спросить, то грозный тон голоса Павлова произвёл на него усмиряющий эффект. После ванны пива он чувствовал себя гораздо лучше, хотя и кружилась голова. Тем не менее он понял, что такое «наверху» и «душ», вспомнил, что минутами исчисляется время и что ему дали всего ничего на сборы. Вот только куда на ночь глядя собрался Ламбрант, для Падерина было загадкой. Впрочем, сейчас ему это казалось не совсем важным, ведь он до сих пор не смог вспомнить своего имени да и того, как он вообще оказался в распоряжении люциферита. Хотя вот и его лицо, и голос были смутно знакомы. Значит, решил Борис, они были друзьями при жизни.
Дом, в котором Ламбрант прятал советника Гелеонта и своего нового раба, был небольшим. Честно говоря, он нашёл это строение случайно минувшим летом, когда подбирал помещение для своей рок-группы. Здание на окраине города у гаражного кооператива пустовало больше года, его хозяйка умерла, а наследники не торопились вступать во владение. Власти пытались наведаться сюда пару раз, но Павлов представлялся внуком усопшей и даже показывал им паспорт. В конце концов, кто станет проверять его родственные связи ради старенького домишки у чёрта на куличках. Зато здесь имелся просторный подвал и вместительный гараж. Правда, репетировать приходилось в другом гараже, на противоположном конце кооператива, чтобы коллеги по группе не узнали лишних подробностей о жизни своего бас-гитариста.
Когда Ламбрант открыл ворота и приблизился к своей машине, в голове вновь возникло шипение.
— Воло мортем! — отчетливо произнес голос, и люциферит покачнулся, едва не упав.
— Что это? — спросил Борис, напугав Павлова даже сильнее, чем внезапные голосовые галлюцинации.
Признаться, когда он был трупом, определить его местоположение по запаху было гораздо проще. Сейчас же, после пивной ванны и освежающего душа, он становился по-бесовски тихим.
— Садись в машину! — приказал Ламбрант, а сам посмотрел в своё отражение в затемненном окне иномарки.
Там промелькнуло что-то красное, и люциферит как следует потряс головой. Кажется, приступ опять закончился быстро. Но он понимал, что в следующий раз всё будет гораздо хуже — так же красочно и больно, как вчера, когда ему не помогла даже ванна с красным вином.
— Воло мортем, — повторил вдруг Борис, чем заставил Ламбранта обратить на себя внимание. — Что это «воло мортем»?
Павлов был в замешательстве. До этого момента никто не слышал голоса в его голове. Мог ли бес, тем более неофит, проникнуть в его мысли? Но Падерин сидел с явным любопытством на лице, абсолютно не понимая происходящего.
— Хочу смерти, — сказал Ламбрант, по-прежнему с опаской вглядываясь в бледное лицо студента. — «Воло мортем» на латыни означает «хочу смерти».
— Ты хочешь смерти? — уточнил Борис.