— Сильную? — напрягся неофит.
— Э-э-э, такую, чтобы убить в тебе всё человеческое. — Лиценциат дошёл до ржавой клетки с торчащими во все стороны шипами и игриво потеребил их пухлыми пальцами. — Эта конструкция называется «Объятия девственницы». Не самый популярный инструмент для пыток, но действенный.
Аделард угрюмо осмотрел металлическую штуковину, в которой запросто мог поместиться даже тучный лиценциат. Он осознавал, что память необходимо возвращать всеми средствами. С другой стороны, надеялся, что у бесов найдётся какой-нибудь волшебный эликсир или изысканный ритуал.
— Попробуй, мой мальчик, многим даже нравится, — ухмылялся Эдмонт, приглашая его внутрь колючей клетки. — Обещаю, твои милые рожки останутся невредимыми.
Вельмон схватил Борисова за плечо и повёл к старейшине. Впрочем, сопротивляться Аделард не собирался. Надо, так надо. Кто знает, вдруг именно сейчас ему удастся вспомнить собственных убийц.
— Ты не откажешься поуправлять этим механизмом? — уточнил лиценциат у гвардейца.
— С удовольствием, — заулыбался Вельмон и взялся за массивную металлическую ручку, которой, судя по всему, предстояло крутить.
Неофит забрался в клетку, просунул голову в верхнее отверстие и почувствовал, как шипы упираются в кожу рук.
— Э-э-э, нет, — зловредно сказал Эдмонт. — Тебе придётся избавиться от всей одежды.
Если Аделард и хотел возмутиться, то сдержался. Он быстро разделся, заметив ироничный взгляд гвардейца, и вернулся в клетку. Теперь шипы ощущались гораздо сильнее. Лиценциат махнул ладонью Вельмону, и тот принялся усердно крутить рукоятью. Стены клетки завибрировали и стали медленно сдвигаться вовнутрь.
— Гвардейцев что, так плохо тренируют?! — возмутился Борисов, заставив молодого беса сменить улыбку на недовольную гримасу.
Вельмон заработал сильнее, и несколько шипов припечатались к спине испытуемого. Аделард раскрыл рот, но не запаниковал.
— Прислушайся к чувствам, — посоветовал Эдмонт. — У неофитов всегда чувства на пределе. Их со временем не станет. Боль должна быть яркой и всеобъемлющей. Ты слышишь?
— Только Вас и слышу, старейшина! — выкрикнул Борисов сквозь неровное дыхание.
— Э-э-э, нет, давай-ка потуже его, — приказал лиценциат гвардецу, и Вельмон с напряжённым выражением лица принялся крутить рычаг дальше.
Иглы впились в бока и упёрлись в рёбра. Аделард издал протяжный стон и болезненно закрыл единственный глаз.
— Ох, сколько же в тебе человеческого, — подметил Эдмонт, расхаживая перед клеткой. — Бесы не должны испытывать боли вообще. Тело это лишь форма, которая позволяет нам находиться в мире смертных. Значение же имеет только наша внутренняя сущность.
Шипы вонзились в грудь. На этот раз Борисов истошно закричал. Бормотание старейшины отошло на второй план. Всё вокруг разом потемнело. Лишь полоска света откуда-то сверху ниспадала на голову неофита. Он дрожал, потел, испытывал страх и ненависть. И вот через пару мгновений в обоих глазах замелькали какие-то картинки. Это были кадры из его прошлого. Кровь, крики, выстрелы, какие-то ругательства. Потом возникло огромное распятие на стене, которое отъехало в сторону. И вот Аделард берёт в руки золотую тряпицу, а в ней — флейта. Та самая, которую все так трепетно искали.
Но вдруг картинки разом растворились. Борисов почувствовал удары по щекам и нехотя открыл веки. Каким-то образом он оказался на холодном полу пыточной. Над ним склонился Эдмонт с крайне обеспокоенным лицом. Рядом сновал Вельмон, недовольно поглядывая на перепачканного чёрной кровью неофита.
— Э-э-э, мальчик мой, ты что это?! — вопил лиценциат. — Вошёл в раж, что ли?
— Я видел церковь, — сказал Аделард, не обращая внимания на свои новые раны. — Деревянная, с откидывающимся крестом. Там мощи Святого Реазарха!
Старейшина мигом сменил напуганную гримасу на улыбку. Вельмон же от радости сжал кулаки в коричневых перчатках.
— Давай-ка, поднатужься, — потребовал Эдмонт, придерживая Аделарда за мокрую голову. — Какая церковь? Опиши её. Где находится?..
Однако в этот самый момент Ламбрант взобрался на пригорок у загородной деревеньки, и перед ним открылся дивный вид на Елмонскую церковь. Он широко улыбнулся и дёрнул цепь, на которой, подобно собаке, сидел потрепанный Андрей Рыков. Выглядел студент далеко не так респектабельно, как минувшим вечером. Кожаный костюм изорвался в нескольких местах и был заляпан кровью вперемешку с пылью и грязью. Волосы торчали во все стороны и стали как будто бы гуще. Со рта сползала ниточка слюны, а по лицу тёк пот. Передвигаться на четвереньках ему ещё было не привычно, но люциферит по-другому и не разрешил, когда они вышли из машины.