Внутри воздух был затхлым и спертым, но не пахло ни плесенью, ни гнилью. Здесь все было настолько мертвым, что ни один грибок не рос в темных влажных углах. Здесь было одно небольшое окно с треснувшим стеклом и печь, но она уже слишком давно не топилась и служила полкой для каких-то книг и толстых сборников. В темноте трудно было понять обстановку, но Имельда по смутным очертаниям догадалась, что изба завалена разными свитками и писаниями. Турцел лежал безвольным мешком у печи. Курицы рядом не было.
Имельда стремительно приблизилась, села и положила руку мужчине на лоб, быстро просмотрев его ауру.
— Он просто без сознания, — донесла она до Мару, который то и дело осматривался. Ему здесь очень не нравилось. Имельда достала одну склянку из сумки и сунула ее под нос Турцелу, но тот не отреагировал. — Ну, же, давай. Вставай, — она шлепнула его по щеке, но действие все равно не возымело эффекта.
— Он не восстанет, пока я не дам разрешения.
Путники замерли. Голос, раздавшийся из угла, из-за входной двери, был сухой и как будто натянутый, похожий на шуршание тех самых костяных лепестков. Входная покосившаяся дверь с сухим шелестом закрылась обратно, ведомая костлявой рукой. Во тьме угла горели двумя зелеными точками нечеловеческие глаза. Комната на мгновение погрузилась во тьму, а потом небольшим зеленым огоньком вспыхнуло пламя над костлявой рукой хозяина этого дома. Зеленые волокна света были столь же похожи на привычное пламя костра, как бабочка на орла. Этот источник света скорее напоминал пучок извивающихся полупрозрачных змей, что решили вдруг светиться, но никак не привычный огонь. Этот неестественный свет вырвал из тьмы сухую костлявую фигуру. Называть тощим это существо было бессмысленно: от мышц у него осталось лишь напоминание под пергаментной почти прозрачной кожей. Они покрывали кости, стягивая их воедино и не давая распасться. Со сморщенного черепа свисали пряди серо-коричневых волос, которые в свете зеленого пламени казались иссушенными водорослями. Тонкие губы едва могли прикрыть неровный строй белоснежных зубов, которые, казалось, вовсе не пострадали от времени.
Имельда, уставившись на невольный оскал этого существа, вмиг поняла, для чего были собраны те зубы из ее мешочка. Причина оказалась весьма тривиальной и простой, но в той же степени отвратительной и мерзкой. Это была обычная «вставная челюсть» для лича.
Мысли стадом баранов пронеслись в голове девушки за считанные секунды, а в подтверждение им лич растянул свои почти несуществующие губы в некоем подобии на улыбку. Мару в немой нерешительности мял рукоять меча, не зная, что предпринять. Кинуться на чудовище в попытке пустого героизма или все же засунуть свою мужскую гордость подальше и спрятаться за спиной более-менее опытного некроманта? Пусть даже и женщины.
Имельда словно почувствовала эти метания Мару и встала чуть перед ним, заслонив руку, в которой он держал меч. Ладони вспотели, голова загудела от обилия тех воспоминаний, что хаотичным калейдоскопом начали бить по девушке. Пауза затягивалась, но лич решил, что негоже так встречать «гостей» и первым взял слово.
— Быстро добрались, — степенно прошелестел он, встав перед дверью. На нем были какие-то обноски, висевшие на костлявом теле грязными полуистлевшими тряпками. Они едва скрывали ноги и пах, обнажая при этом выступающие ребра при каждом лишнем движении.
— Вы знали, что мы идем сюда.
— Разумеется, — надменно дернул головой лич, — Заявились, нашумели мне здесь, растревожили моих друзей, — недовольство так и сквозило меж его зубами, но говорил он медленно, неторопливо.
Имельда нутром почуяла, что под «друзьями» это чудовище имеет в виду вовсе не тех мертвых детей, что стояли сейчас в округе, а куриц, что жили в местном сарае. Разговор выходил какой-то сюрреалистичный, но Имельда решила подыграть и идти до конца. Пока что она не чуяла в этой твари тех самых ноток желания расправиться с ними…
— Мы не знали, что это ваши владения, уважаемый э… — осторожно начала девушка.
— Ауш Тулгур, — дергано произнес хозяин дома. Для лича он говорил просто идеально… Сколько же ему было лет?
— Мы просто идем мимо, уважаемый Ауш Тулгур. Сокращаем путь, — лич, молча, слушал объяснения, которых не просил. Он смотрел своими неживыми мутными глазами, в центре которых пылал зеленый равнодушный огонь…
— Мы не хотели тревожить ваш покой…
— Но потревожили.
— Приношу свои извинения, — она поклонилась, — Позвольте нам уйти и…
— Уходите.
Имельда не поверила своим ушам. Вот так просто?