В зал завалился какой-то оборванец, едва передвигая ногами. Мальчишка был побитый и усталый, но взгляд его пылал какой-то жесткой решимостью. Его изначально заметили далеко не все. И музыка играла, как и до этого. Его заметили лишь те, кто находился рядом с входом, и сам Аргус. Его чутье заранее встрепенулось и ткнуло пальцем в приближающиеся неприятности.
Пока мальчишка растерянно осматривался, растирая озябшие руки, к нему уже подошел охранник-вышибала. Обычно, в «Черную маму» пускают всех, но, опять же, обычно, все знают, что вести себя здесь нужно вежливо, спокойно и, желательно, щедро, хоть и не обязательно. Иначе, тебя вышвырнут за порог, и булькай отсюда, куда душа пожелает. А так как местный порог заканчивается водой, желающих нарушить местное спокойствие было очень мало. Конечно, находились индивидуумы, но они были очень редки.
И, все же данное заведение было для взрослых, детям до определенного возраста здесь было не место. Поэтому, Аргус не нашел ничего противоестественного, что здоровяк Барг попытался выставить забредшего «не туда» подростка. Хозяин уже не так спокойно сделал глоток и чуть не поперхнулся, когда с виду хилый и уставший подросток дыхнул жаром и свалил почти квадратного от мышц Барга на пол. Здоровый вышибала больше двух метров в росте, что славился своим умением гнуть подковы и ломать деревья голыми руками, рухнул, как подкошенный. Аргус даже не понял, что пацан сотворил, но полыхнуло знатно, хоть огня и не было.
Музыка захлебнулась, танцовщицы неловко сбились с ритма танца и застыли на сцене. Внимание всех гостей метнулось тотчас к входу, к мальчишке и бессознательному вышибале. Воцарилась тишина, в которой тяжелое дыхание мальчишки звучало пыхтением дырявого кузнечного горна.
— Мне нужен Турцел, — просипел он, стоя над Баргом, сжав кулаки. Его взгляд метался по застывшим гостям. И не то, чтобы они его боялись. Просто уже слишком давно здесь не вели себя «так». Аргус, к слову, тоже был шокирован не меньше, чем все остальные, но так как он был трезв, он первым повернул голову в сторону сцены, продолжая удерживать у рта стакан. Там уже послышалось шевеление. Мужчина внимательно посмотрел на поднимающегося рыжего бандита.
Взъерошенная макушка Турцела выглянула поверх голов других людей, словно свечка. На его дико удивленном лице сквозь алкогольный дурман проступало некое осознание и узнавание. За ним с мягкого диванчика поднялся еще один человек. Аргус припомнил его имя. Мару. Так его представил его давний товарищ Турцел. Он тяжело выдохнул, раздувая щеки, покачал головой, залпом осушил-таки свой бокал и пошел разбираться в этом бедламе и наводить порядок.
***
Ей снился кошмар. Такой тягучий, приторный и почти реальный.
Темная улочка города. Хрупкая с виду девушка идет чуть позади своих друзей. Они пьяны и потому даже не обратили внимания на то, что подруга неожиданно исчезла.
Она очнулась в комнате, обитой зеленым бархатом. Вокруг висели картины. Раздетая, замерзшая. Из-за кляпа во рту пересохло. Ее тело было связано тонкой, но крепкой веревкой так, что она не могла согнуть ни рук, ни ног. Она просто лежала, прижав руки к бокам. Вокруг был начерчен круг на полу и более ничего.
Отворилась дверь. Появился он. Человек не прятался и не скрывался. Он был в своем доме, он здесь хозяин. Рядом стояла высохшая заготовка под картину с черным фоном, и лежал нож.
Все что сделал мужчина, это погладил по голове плачущую девушку и, перекинув через нее одну ногу, опустился над ней на колени. Девушке было дико страшно. Сквозь тряпку она умоляла отпустить ее, но он не слушал, погруженный глубоко в себя. Он поднял обычный кухонный нож с пола и поднес его к солнечному сплетению девушки. Кончик лезвия ткнулся прямо в мягкий живот. Девушка забилась в истерике, пытаясь из последних сил сделать хоть что-нибудь. Но все было предрешено.
Сжав ногами свою добычу, чтобы дергалась не так сильно, мужчина обхватил рукоять ножа обеими руками и стал с уверенной методичностью погружать нож в живую плоть.
Кожа легко поддалась под острым краем инструмента. По нежному рыхлому боку девушки потекла алая дорожка. Даже сквозь тряпку кляпа ее крик, переходящий в визг, раздавался почти по всему дому. Но ее никто не слышал. В этот день никого не было в доме, кроме жертвы и убийцы.