– Проголодался, наверное, с дороги? Стёша уже всего напекла-наварила. Ты ведь по-прежнему любишь булочки с вареньем?
Булочки с вареньем – клубничным – были превосходны, пальчики оближешь. Я съел пять. Или шесть. А, может, и семь. Кто ж их считает, такие вкусные!
За обедом тётя расспрашивала про гимназию, про приятелей из моего класса, про сестричек, про маму с папой – всё, как положено; но при этом мысли её, как написали бы в «Роковом путешествии Джона Мильтона», «витали где-то в далёких странах».
– Тётя, а другие ребята тут есть? По соседству? Иван сказал – только на других улицах…
– Ребята? Другие? – отчего-то смутилась тётя. – Боюсь, Тёмочка, дорогой, что у нас тут никого и не осталось…
– А… куда ж они делись? – спросил я, пытаясь скрыть разочарование.
– Ах, друг ты мой любезный, кто ж знает? Кто-то уехал, кто-то… в общем, не осталось. Одни старики, дорогой. Одни старики, но и они по домам сидят, бока греют…
Ну вот. Мало того, что меня не взяли на море, так теперь тут ещё и играть не с кем!
– А вы, тётя, так одни тут и живёте?
– Ну, как одна? Стёша вот, ещё Иван. Так втроём и кукуем. А теперь и ты с нами поскучаешь.
Вот уж точно, подумал я. Скучать, похоже, придётся во всю ивановскую.
Устроили меня на втором этаже. Комната как комната, и даже сам великий сыщик Эркюль Пуаро не сыскал бы тут ничего подозрительного. Стол у окна, кровать с балдахином от комаров, комод, шкап. Умывальник, книжные полки. Я бегло просмотрел корешки – но там стояла одна скукотища. Я согласился б и на читаного-перечитаного Станюковича или Джека Лондона, но не сыскалось и их.
Тётя пришла пожелать мне спокойной ночи. Сказала, что Стёша спит прямо за стенкой, а Иван – напротив, так что бояться мне нечего.
– Я и не боюсь, тётушка…
– Ах, дорогой, на новом месте всегда неважно спится. Мало ли что привидеться может…
Она оказалась права. Мне не спалось. Нисколечки. Я лежал, лежал под балдахином, слушая наглых и злых комаров, тыкавшихся снаружи в сетки, и думал, что какой-нибудь Коннах О’Рейли из «Абордажной команды «Бешеного»» уже давно бы храпел, ни на что не обращая внимания.
Полнолуние. Белые квадраты на полу. В старом доме что-то поскрипывает и пощёлкивает. В углу мерцает лампадка. Надо бы закрыть шторы – но что-то меня удерживает. Я смотрю на стену – не могу понять, почему мой взгляд словно притягивается к простенку над комодом, – и вдруг понимаю, что вижу два темноватых овала, словно там когда-то висели картинки.
Эркюль Пуаро, сперва решивший, что комната скучна, неинтересна и не таит никаких загадок, на моём месте точно сделал бы то же самое – откинул бы одеяло, вскочил бы и подбежал.
Я и подбежал. Точно – два овала, а вокруг – выгоревшие, выцветшие обои. У нас в доме в таких овальных рамках стояли фотографические карточки. Я пригляделся – и заметил дырочки в обоях, у верхнего края обоих овалов, там, где и полагалось торчать гвоздикам, на которых висели рамки.
Кто-то снял картины или фотографии и спрятал их. Зачем и почему?
Конечно, Эркюль Пуаро ещё бы спросил: «А почему на их место просто не повесили что-то другое?»
Сердце моё билось быстро и часто. Лето стремительно переставало казаться скучным. Хотя, казалось бы, что же тут такого – просто следы на обоях…
Как ни странно, после этого я уснул мгновенно. И спал крепко, без снов.
Наутро, подумав, я решил не беспокоить тётушку лишними вопросами. Она и так грустная, зачем её тревожить?
Завтрак был отличным, единственно, у чая оказался какой-то странный привкус. Я даже невольно отставил чашку.
Тётя заметила.
– Ничего-ничего, это наши здешние травы. Стёша всегда заваривает, для бодрости, – быстро сказала она, не глядя на меня. – Просто у тебя пока привычки нету. Попробуй ещё, уверяю тебя, ничего не почувствуешь.
Спорить я не стал, снова пригубил чай – не хотелось расстраивать тётю – и точно, никакого привкуса уже не ощущалось.
После завтрака Стёша отправилась на рынок, Иван ушёл в каретный сарай, якобы чинить коляску, а тётушка, извинившись, удалилась к себе в будуар, сославшись на сильнейшую мигрень.
Дом оказался в моём почти что полном распоряжении.
Что сделал бы на моём месте Бертран дю Морт, знаменитый кладоискатель из «Запретных сокровищ»? Разумеется, простучал бы стены в поисках тайных ходов. Я тоже не сомневался, что они тут где-то есть, но начать решил с азов – с простого осмотра.
Моя комната, увы, не содержала ничего особенного, кроме уже упомянутых следов от двух снятых картин. В ящиках комода – какая-то старая одежда, переложенная стеблями сухой травы. В шкапу – салопы, пелерины и прочее, совсем-совсем неинтересное. Разумеется, я залез в шкап, добрался до задней стенки; и, разумеется, там ничего не оказалось.