– Учись у мастера, – без тени издевки посоветовал кобольд. – Истину здесь изрекают не столь часто, как хотелось бы. Ваше здоровье, сударь. – И он поднял огромную серебряную чару в приветственном жесте. – Я пью за вас драгоценный нектар, гордость моей коллекции – знаменитый «Гнев Мунемеи!».
– О, – сказал Такангор, который уже успел приложиться не только к «Плачу дракона», но и до самого дна, так сказать, ознакомиться с грезами ундины, причем при полной луне. Возможно, по этой причине его впечатление оказалось несколько смазанным. – О, а мою маменьку тоже зовут Мунемея.
– Древнее прекрасное имя, – почтительно откликнулся кобольд. – На сей счет в нашей семье рассказывают такую легенду…
– Оставь эмпиреи, – рявкнул кто-то от входа, – забудь о легендарных героях. Обрати свой взор на страждущего странника, который сбег из-под неусыпного надзора дражайшей супруги и имеет всего несколько свободных минут, дабы насладиться чем-нибудь особенным.
– «Глоток свободы», – бухнул кобольд на прилавок огромный кувшин.
– Вижу новенького, – взревел посетитель, в котором Такангор с удивлением обнаружил обычного человека, единственного на всю разношерстную компанию троллей, кентавров, дендроидов, гномов и прочих вкушающих наслаждения в «Расторопных телегах».
Впрочем, насчет обычного – это уж он хватил лишку. Вошедший был просто великолепен: росту для простого смертного – великанского, белокур, синеглаз, хорош собой – словом не то языческий бог, который вжился в образ смертного, не то иной какой бессмертный.
– Здешний кузнец Альгерс, – представился человек. – А ты, значит, и есть тот самый минотавр, который наделал столько шуму в Чесучине?
Такангор солидно кивнул.
– С Карлюзой я уже знаком, – сказал Альгерс.
Троглодит отчаянно захлопал глазами, силясь вспомнить факт знакомства с кузнецом, не смог, но протестовать не стал.
– Можно присесть?
– Прошу, – широко повел рукой Такангор. – Тем более что вас-то мне и нужно было отыскать по очень важному делу.
– Не сомневаюсь, – хмыкнул кузнец. И тут же поинтересовался: – А уж не по вашей ли милости Старостины хряки Бумсик и Хрюмсик так тихонько сидят у входа в бар?
– Бумсик? – не поверил своим ушам кобольд.
– Хрюмсик? – расхохотался чалый кентавр. – Тихонько и послушно? А ты, часом, не заворачивал к Гописсе, не глотнул на посошок?
– Слушай внимательно, лошадиная задница, – тихо и внушительно произнес Альгерс, и в баре все отчего-то притихли. – Если я говорю – сидят тихо и послушно, значит, так оно и есть.
– А я что? Я разве спорю? – виновато развел руками кентавр. – С титанами и их потомством спорить себе дороже. Верно я говорю?
Все закивали, выражая полное согласие на сей счет.
– Так по какому же делу… – начал было Альгерс, но тут в «Расторопные телеги» ворвалось новое действующее лицо.
Лицо было гневное, но прелестное. Странно, подумал Такангор, что при появлении столь милой и хрупкой даже дамы все, кто был в баре, включая самого хозяина, немедленно повалились на пол, закрыв головы руками.
– Дорогая, – заискивающе сказал кузнец, – это совсем не то, что ты думаешь.
– То, – непреклонно отвечала дорогая, уставившись на кузнеца немигающим взглядом.
– Не смотри на меня так. Ну, зашел пропустить стаканчик с приятелями после тяжелого рабочего дня.
– Не дня, а часа, – поведала дама.
– Не отвечай взглядом на ее взор горящий, – прошептал Карлюза, дергая Такангора за руку. – Горгонида она, я вижу.
– Горгонида не Горгонида, а мне надо с кузнецом поговорить, – рассердился минотавр. – Мадам, я понимаю, что все женщины имеют своеобразный нрав, взять хотя бы мою маменьку. Но мы пытались обсудить дела, и ваше стремительное появление нам помешало.
Отдать ему должное, Такангор старался быть галантным настолько, насколько вообще возможно. Но супруга Альгерса не оценила его старания.
– Я своему мужу помешать не могу, – заявила она сердито. – Мы всегда и все вместе делаем, со всеми трудностями справляемся. Дай-ка я гляну, кто это такой недовольный выискался.
Супружество установлено для того, чтобы вместе справляться с трудностями, которых никогда бы не было без супружества.
– Дорогая, – пытался запротестовать кузнец, однако движения его были замедлены, как будто он двигался в толще воды. Видимо, Ианида и впрямь сильно злилась.
Такангор поднял голову. Он не любил, когда с ним разговаривали таким резким тоном. К тому же дама была наряжена в красное платье, а красный цвет всегда действовал на него возбуждающе.
Несколько долгих минут, показавшихся остальным часами, они смотрели друг на друга. Глаза Ианиды становились все больше, зрачки расширялись и расширялись, пока наконец не показалось, что ты заглядываешь в две бездны, в которых клубится мрак.
Обычно к этому моменту все, кто хоть краем глаза видел жену кузнеца, были неподвижны и молчаливы.
Но глаза разгневанного минотавра наливались кровью, их цвет постепенно менялся с рубинового на густой гранатовый, он не шевелился и почти не дышал. И когда встревоженный кузнец попытался было потрясти его, чтобы убедиться, что бедняга все еще жив, Такангор внезапно заговорил:
– У вас прелестные глаза, мадам. Правда-правда, очень красивые. Но все-таки вы нам помешали. Выпьете стаканчик? «Плач дракона» вам сейчас не повредит.
– Охотно, милорд, – смущаясь и краснея, ответила Ианида. – Знаете, это второй раз в жизни я сталкиваюсь с существом, которое не каменеет от взгляда Горгоны.
– Зато другие как всегда, – пролепетал Альгерс. – Что теперь с кентавром делать будем?
Кентавр с раскрытым ртом и кружкой, крепко зажатой в руке, элегически таращился куда-то вдаль и вполне напоминал произведение талантливого скульптора.
– Говорил я ему – падай, ложись, так нет – в героя захотел поиграть, – забубнил кобольд из-за стойки. – Вынесем его ко входу, будет пока стоять в рекламных целях. А недельки две-три спустя оттает.
– Так неудобно получилось, – огорчилась Горгона.
– Как обычно…
– Драконьи зубы принимаете? – спросил Такангор.
– Само собой.
– А поучительная история про принца-лекаря?
– История поучительная, но деньги все равно остаются деньгами, – философски рассудил бармен.
– Тогда выпивку всем за мой счет! – И Такангор широким жестом высыпал на стол пригоршню зубов. – Ну а мне повторите с самого начала, чтоб не запутаться.
– Силен пить! – пронеслось по залу, и к столу минотавра стали подтягиваться заинтересованные кентавры.
– День определенно удался, – сообщил кобольд самому себе и лихо хлопнул стакан «Гнева Мунемеи».
К слову, определенные последствия своеобразного поединка Такангора и Ианиды все же обнаружились: минотавр напрочь забыл расспросить кобольда об истории названия этого удивительного напитка.
– Мадам Топотан! Мадам Топотан! – Горгулья нетерпеливо переминалась с лапы на лапу у входа в лабиринт. – Мадам Топотан! Я принесла вам свежий выпуск «Красного зрачка»!
– Я не выписываю «Красный зрачок», мадам Горгарога, – внушительно сообщила Мунемея, вытирая руки о фартук. – Вы же знаете, как я отношусь к этой газете.
– Вы мне будете рассказывать! – встопорщила крылья почтальонша. – Я хорошо помню ваше отрицательное мнение, мадам Топотан, но все-таки я принесла вам свежий выпуск. Там статья про вашего мальчика.
– Докатился! – гневно фыркнула Мунемея. – Нашел куда попасть в статью.
– Как я вас разделяю с вашими взглядами, – сказала горгулья, – Но они, как всегда, успели первыми. Куча неточностей и редакторских ляпов, зато они даже поместили проект памятника, который сейчас устанавливают в Чесучине нашему Такангорчику. Догадываетесь почему?
Из-за плеча Мунемеи высунулась голова юного минотавра с кольцом в носу.
– Здрасьте, мадам Горгарога, – пробасил он. – Мама, я же говорил вам, что в «Королевском паникере» писали о братике, а вы уперлись рогами и ни в какую.
– Господин Цугля обещал добыть вам пару последних номеров «Кладбищенского вестника», «Усыпальницы» и «Звездного полдня». Там тоже опубликованы громадные материалы про последнюю Кровавую паялпу. Говорят, молодой боец-минотавр произвел такой фурор, что полностью затмил фаворита нескольких последних сезонов. Пишут, что публика в приступе воодушевления забросала устроителей пончиками.