Вам теперь надо прилично завести отдельный альбом, вот и господин Цугля так подумал, поэтому выписал из Юкоки несколько образцов: один – в переплете из красного сафьяна, другой – в рыбьей чешуе…
– Это еще зачем?
– Прекрасно противостоит сырости. В нем заметки сохранятся на века, мадам Топотан. И еще один, роскошный, волосатый, рыжевато-коричневый, из какого-то заморского чуда-юда. Заковыристое такое название, я на бумажке записала, но бумажку забыла в гнезде. Что вы хотите – пятисот шестой годок будем отмечать, память уже не та. Когда-то я читала наизусть все должностные инструкции, а вы видели наши инструкции в длину? О, это поэма, это песня! – Горгулья недовольно уставилась на собеседницу. – Ну, что же вы болтаете?! Читайте!
Мунемея осторожно развернула газету и пробежала глазами несколько строчек.
– Мама, читайте вслух, как не совестно, – забубнил сынуля.
– Помолчи, Милталкон, я занята. Я думаю.
– Ого, – сказал Милталкон. – Здорово. Я знал, что Такангор не посрамит фамилию.
«…человек, называвший себя знаменитым быкоборцем, уже в начале схватки стал проявлять признаки испуга и через несколько минут с позорной ловкостью вскарабкался на гладкий шест с собственным флагом. Публика свистела и улюлюкала, однако виантиец вовсе не собирался продолжать поединок со своим могучим соперником. Наш корреспондент хотел было покинуть свою ложу, дабы поспешить в редакцию, чтобы написать подробнейший отчет об испорченном празднике, но тут великолепный Такангор переломил ход поединка одним-единственным хитроумным маневром: выдернув из земли шест и стряхнув с него трусливого соперника, он стал наступать, грозя быкоборцу могучими рогами, окрашенными в алый цвет.
Вот тут и началась настоящая потеха. Давно уже на Чесучинской арене не было настолько Кровавой, Жестокой и Яростной паялпы. Даже Архаблог и Отентал – наши бессменные устроители и законодатели паялпы – были явно ошеломлены чрезвычайным успехом своего молодого протеже.
Юное дарование носилось за противником, издавая жуткие вопли, свирепо вращая багровыми глазами и обещая сделать из виантийца «мамины ляпики под клюквенным соусом». Наш корреспондент восторженно отмечает, что неистовый Такангор смог устрашающе выпускать пар из ноздрей при абсолютно солнечной ясной погоде в жаркий день.
Быкоборец Зигосин, тот самый человек, который за десять минут до начала поединка в интервью нашему же корреспонденту обещал разделать самоуверенного минотавра под орех, жалко улепетывал от стремительного Такангора, но явно проигрывал последнему не только в отваге и силе, но и в ловкости.
Издевательски пожевывая пойманный на лету пончик, минотавр зажал виантийца в угол и там исполнил свое обещание…»
– Вот, – грозно сказала Мунемея, – «пожевывая пойманный на лету пончик». Опять всухомятку и на бегу. А мне писал, что питается нормально. И словечко такое подобрал – питается. Не кушает, не ест, а именно что питается. Еще бы сказал, что он кормится. Ох, дети, дети – растишь их, растишь, а когда вырастишь, тут и начинаются настоящие хлопоты.
Питание – еда без скатерти.
– Чтоб мне ни рогов, ни копыт! – присвистнул Милталкон, дочитывая статью. – Серебряные подковы, памятник, почет и увалсение. А что, братик неплохо начал.
– Неплохо, – неохотно согласилась Мунемея, но тут же спохватилась: – Только не вздумай намылиться следом. Не то я тебе тоже устрою мамины ляпики… А что, мадам Горгарога, пишут про Зелга да Кассар?
– Ох, я вам так скажу, лучше бы Такангор остался в Чесучине, – вздохнула горгулья. – Кассар вернулся домой, армия Тиронги готова выступить против него, как только начнется новолуние. Я сильно удивляюсь, что вы разрешили Такангору пуститься в эту авантюру, с вашим-то благоразумием.
– Я и сама немного удивлена, – фыркнула Мунемея. – Но деваться некуда. Рано или поздно это должно было случиться, мадам Горгарога, и я ничего не смогла бы сделать.
– Ох уж эти ваши семейные тайны, – сказала Горгарога. – Еще моя бабушка говорила, что вся годичная подборка «Королевского паникера» не стоит одной истории о…
– О ком? – жадно спросил Милталкон.
– Что-то я заболталась, засиделась, а мне еще Прикопсам надо доставить последний каталог и Эфулернам – увесистую посылочку. Всего хорошего, мадам Топотан, – заторопилась Горгарога. – Спасибо этому дому, пойдем к другому.
– Мама, хоть вы объясните толком, какие семейные тайны? – поклянчил Милталкон.
– Кирпич в руки, валун под мышку и марш ремонтировать лабиринт. А то не древнее сооружение, но сущее решето, грабителям в глаза смотреть стыдно! – рявкнула минотавриха. – И чтоб я больше не слышала ни от кого в этих закоулках глупых вопросов.
Милталкон поплелся на строительные работы, дыша, как запыхавшийся дракон. Это надо же – пар из ноздрей. Как у брата получилось?
Каждый – кузнец своего счастья. Особенно если он владеет собственной кузницей.
– Замечательная голова, замечательная… Кузнец, привстав на цыпочки, измерял ленточкой расстояние между ушами и рогами минотавра. Такангор недоверчиво покосился на него:
– А ты уверен, что я смогу его носить?
– Все могут – и ты сможешь, – утвердил Альгерс. – Шлем – это гарантия красоты, надежности и безопасности. Каждый – кузнец не только своего счастья, но и своей безопасности.
– Сомнение имею на сей счет, – пошевелил ушами Такангор. – Что я в нем увижу? Да и в роду у нас никто шлемов не носил.
Кузнец приложил ленточку к затылку клиента.
– Ты помнишь войну с Пыхштехвальдом? Знаменитую Пыхштехвальдскую битву? А?
– Я – нет.
– Не верти головой, я еще не закончил. Так вот, тогда даже лошадям, которые служили в тяжелой кавалерии, и то сделали шлемы. А ты не лошадь, скакать не надо.
– Ты и мертвого уговоришь, – буркнул минотавр. – Ладно, нацеплю это ведро на голову. Только учти, если мне будет в нем неудобно – не обижайся, – сниму и стану в нем бульбяксу носить.
Альгерс лукаво улыбнулся:
– Знаю я вас, двурогих. Упертые вы, так что спорить не стану, ибо бесполезно. Но все же ты сперва примерь мою броню, а уж после упирайся рогами. Лады?
– Я только к тому, что все мои предки из поколения в поколение воевали, но никто ничего на себя не пялил. Папенька только вот латы признал, да и те из шкуры им же самолично пристукнутого дракона. Для пущего форсу.
Доспехи: одежда мужчины, который одевается не у портного, а у кузнеца.
– Сильная штука, совсем не для форсу, – уважительно кивнул Альгерс, – только теперь и самих драконов, ежели что, пачками в бою валить смогут. Я слышал, в Рохнэле понапридумывали и скоростные баллисты и залповые, и наконечники расщепляющиеся. Жуть, одним словом. Ни доблести, ни чести.
Кузнец нанес последнюю зарубку на дощечке закройщика и какое-то время внимательно ее разглядывал.
– Ну что, аккурат к новолунию и успею – больно хитрая конструкция получается.
– А Карлюзу ты не видел? – спросил Такангор, сладко потягиваясь.
– Видел, видел. И не только я. И смех, и грех – этот наш Карлюза. На кладбище ходит, с усопшими договаривается. Сходи погляди, пока он не перестал, – занятное зрелище.
Маленький троглодит и впрямь был на кладбище. Он осторожно переходил от одной могильной плиты к другой и деликатно стучал согнутым пальчиком в безответный камень.
– Приятных сновидений. Могу побеспокойствовать по поводу срочной необходимости в воспомоществовании?
Затем прикладывал ухо и терпеливо дожидался ответа.
Никто не знал, что отвечали Карлюзе покойные, однако, обойдя могил двадцать или двадцать пять, он наконец угомонился и уселся в тени векового дуба, бормоча себе что-то под нос.