— Капитан! — вырвал мужчину из раздумий ученый, — Послушайте! Нам очень важно покинуть станцию.
— Понимаю, — хмыкнул капитан, — Жить всем хочется.
— Вы не поняли! — возмутился Гастин, — Мы смогли забрать во время эвакуации из лаборатории все данные по нашим экспериментам. Включая резервные копии. А трофейный двигатель находился в заминированном помещении.
Сердце в груди Коула пропустило удар. Капитан прекрасно понимал насколько опасным может быть взрыв на станции. Особенно, если речь идет о научном модуле, где хватает оборудования и складов в самыми разными веществами, способными сдетанировать.
— Простите… Я, наверное, ослышался… — нашел в себе силы выдавить Пир, — Заминированном? Так?
— Да, — кивнул Гастин, — Стендовое помещение заминировано. И если мы не введем код безопасности в течении двух часов, то… Добраться до лабораторного комплекса, учитывая обстановку, мы не можем. Зато есть отдельный модуль с прототипами телепортаторов. Действующими. Это наш шанс спастись.
Сделав глубокий вдох, Коул кивнул.
Если ученые додумались вынести носители информации, оставив врага с пустыми руками, то… Взрыв станции уничтожить и прототипы с трофейным двигателем. Корпоративные тайны сохранятся, а операция ксеносов окажется бесполезной тратой ресурсов.
Новости с территорий хайгов были действительно хорошими. Спутники-шпионы, сброшенные нашими разведчиками, позволили увидеть куда больше, чем руководство наших будущих противников сообщало своему населению.
Три полностью вымерших планеты. Не полисы, покрывающие всю поверхность небесных тел, но и не заштатные колонии, где только-только появились первые поселения. При этом, вирусы, созданные Этусом, продолжали собирать свою смертельную дань по всей территории хайгов.
— Вы адаптировали под наших новых собратьев по разуму «ограничители рождаемости»? — поднял я взгляд на ученого.
Методы долгосрочной подготовки к войне с Триумвиатом, показавшие себя двояко, имели один важный плюс. Они не дали долгоживущим расам восстановить свою численность, серьёзно сократившуюся из-за эпидемий и войны с детищами Корданы. Учитывая плодовитость хайгов, их срок жизни и возможность погружаться в спячку, задействовать вирус-ограничитель жизненно необходимо просто потому, что война с ними гарантированно будет долгой и кровавой. Естественно, при таком развитии ситуации людям необходимо найти способ сократить мобилизационные возможности своего врага и не дать восполнять потери с привычной скоростью.
— В процессе, — помрачнел Прайм, — В отличии от рас Триумвиата, у хайгов гармональная система работает совершенно иначе просто в силу другой генетики, анатомии… Да усложняется всё ограниченным количеством подопытных.
— Попробуем решить эту проблему, — кивнул я.
— Надеюсь, это произойдёт как можно скорее, — вздохнул Этус.
Сделав глоток из чашки, я огляделся.
Кабинет Прайма впечатлял. Он больше походил на пристанище средневекового то ли алхимика, то ли химеролога… Вдоль одной из стен находились громадные прозрачные емкости, в которых пребывали представители самых разных народов — эльдар, алкар, урук-хай, дворфы, люди, алари, фей, тиф, лой, арги, флиппы, метны… Даже один хайг обнаружился и неколько особей из числа зефар. И это без учета тех рас, что мне так и вовсе были неизвестны. А таковых даже в нашем рукаве галактики хватало.
Увы, но ни архов, ни леджей, ни кверной и морнов тут не наблюдалось.
— Собираю коллекцию, — заметил мой интерес Прайм.
— А по какому принципу? — повернулся я к ученому.
— Тут находятся те виды, против которых мне удалось создать боевые вирусы, — улыбнулся Этус, — Увы, их так мало…
Пройдясь взглядом по ёмкостям, я хмыкнул.
Вирусы, разработанные Праймом, унесли жизни сотен миллиардов разумных существ. Да, практически все они являлись представителями враждебных людям видов. Однако… Мне, несмотря на мою демоническую природу, по сей день было более чем сложно осознавать, что в результате моих приказов, фактически, истреблены три древние расы. Да, они, окажись на месте людей, тоже не стали бы церемониться, но данный факт не слишком утешал. Как и число погибших солдат и офицеров, что не вернулись с войны против Триумвиата. Их жизни, легшие на алтарь победы, лежали камнем на моей душе. И как бы я ни уговаривал себя, это было невероятно тяжело — знать, что одна моя подпись оборвал настолько большое количество судеб.