Действительно, чтобы завязать знакомство, не надо навязываться. Нужно установить некоторую дистанцию, чтобы у людей был соблазн ее преодолеть. Спиртное в дороге я практически не пил. Пьяный, все равно что ребенок, его и слабый может обидеть. Не пытался я применить силу в сложных ситуациях, хотя многомесячные тренировки в борьбе "джиу-джитсу" сделали меня вполне боеспособным человеком, могущим обездвижить отдельные органы тела человека или убить, если это потребуется, коротким ударом по болевым точкам.
Я был серенькой мышкой, над которой посмеивались женщины и скептически ухмылялись мужчины и сверстники. Меня это мало волновало. Достоинство человека не в том, чтобы ударом кулака заставить уважать себя, - говорил Густав, - а в том, что он способен выполнить поставленную задачу за счет ума и полученных навыков.
Таможенные проверки в портах назначения меня не особенно пугали. У меня с собой не было ничего, что могло быть запрещено к перевозке через пересекаемые мною границы. Из вещей был только маленький чемоданчик. В нем находились пижама, носки, носовые платочки, бритвенные принадлежности, настолько простые, что вряд ли кто-нибудь позарился бы на них, перочинный ножик. Даже несессер я не стал брать, потому что несессер являлся принадлежностью состоятельного человека и обязательно включал в себя принадлежности с различными украшениями. Питался в ресторане корабля, выбирая блюда в зависимости от их стоимости, а не того, что я хотел бы покушать. Всю жизнь мне вспоминались те экзотические блюда, которые я хотел попробовать, но не попробовал тогда, и не имел возможности в последующем попробовать.
Пароход американской компании медленно втягивался в залив Петра Великого. Владивосток, небольшой по западным меркам городок, разбросан на сопках. Как и все портовые города, он был скопищем людей различных национальностей, специальностей, окрасок и мастей. В первую очередь, это был крупный военно-морской порт и военно-морская база, где военные моряки занимали доминирующее положение. Во вторых, это практически конечная точка Великого транссибирского железнодорожного пути, по которому во Владивосток стекались со всей Европы и России сливки общества, как в прямом, так и переносном смысле этого слова. Очень чувствовалась близость Владивостока к Японии и Китаю. Как японцы, китайцы и корейцы сами различают, кто из них есть кто, для меня оставалось непостижимым всю жизнь.
Красные китайские, а, может быть, японские фонари призывно приглашали окунуться в нерусскую жизнь в России, где тебе предоставят уголок в тесной комнатке, дадут пиалу с лапшой или рисом, приправленными разваренными каракатицами, трепангами, хрящевато хрустящими грибами или другими природными продуктами, которые не каждый европеец на трезвую голову будет есть. Дадут в рот трубочку с опиумом, подсунут девочку или женщину, обчистят карманы и хорошо, если выбросят раздетого в сточную канаву, а не в залив с перерезанным горлом.
Одно из красивых зданий во Владивостоке - железнодорожный вокзал. Железнодорожное ведомство во все времена в России было государством в государстве. Вокзалы на всех крупных станциях были построены по одному проекту в начале века и работают до сих пор. Центральный вход с башенкой, слева помещения для благородных пассажиров, справа для пассажиров других сословий.
То, что встретило меня в вокзале, никак не совпадало с теми описаниями, которые хранились в делах нашего Генштаба. В помещениях вокзала сутолока. Невозможно определить, к кому можно обратиться с вопросом. Билетные кассы осаждали толпы людей в разномастной одежде. Тут были крестьяне, рабочие, господа в котелках и бобровых шапках, солдаты с котомками за плечами и винтовками, офицеры со споротыми с шинелей погонами. Все лезли к окошечку, все совали какие-то бумажки.
Я был одет в дорожную одежду: фуражка в клетку с клапанами, застегнутыми на две пуговки наверху, светло-серый пиджак, типа военного френча с накладными карманами, рубашка кремового цвета с коричневым галстуком, светло-серые брюки и коричневые кожаные туфли, драповое демисезонное пальто светлого цвета в темную "ёлочку" (или черного цвета в белую "ёлочку"). В руках у меня был изящный чемоданчик из фибры с металлическими уголками, которые в любом количестве продавались во всех магазинах европейских стран. В этой одежде я выглядел белой вороной среди пестрой толпы. Доставать и показывать валюту, по-моему, было нельзя. Керенские деньги, "керенки" по имени премьер министра Временного правительства А. Керенского и царские деньги, кажется, хождения уже не имели. Надо было как-то осваиваться в новой обстановке.
В стороне от толпы, бесновавшейся в добывании "литеры" (это слово я услышал в выкриках людей), стоял мужчина приятной наружности, одетый в скромный синий костюм, в темной фетровой шляпе, в руке у него была полированная трость, напоминающая суковатую палку. Я подошел к нему, представился путешественником, несколько лет не бывшим в России, и попросил рассказать, что здесь происходит.
Мужчина внимательно оглядел меня и сказал с сарказмом:
– А надо ли было вам, молодой человек, вообще приезжать сюда?".
По этим словам можно было догадаться, что перемены, происходящие в России, не вызывали у него особого энтузиазма, а, может быть, вызывали просто отвращение или ненависть:
– Что здесь происходит? Революция, батенька. Свобода, равенство и братство. Ах, батюшки светы, как радовались наши доморощенные либералы и слюнтяи разного рода, когда по случаю приезда премьера Франции наш оркестр играл "Марсельезу" - "Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног". Вот он, посмотрите, у касс мечется прах цивилизованного общества в котелках и при споротых погонах, который отряхивают со своих ног солдаты и крестьяне, в один час ставшие хозяевами всего мира и наших жизней. Я попробовал призвать всех к порядку, встать в очередь, уступить место дамам. Так такое поднялось, что, спасибо господам большевикам и им сочувствующим, что живым остался. Вместе с тем, отсутствие городовых, еще не означает полного упадка стройной организации. Господа большевики, у которых главным является потомственный дворянин господин Ульянов-Ленин, стоят за сохранение четкого порядка. Следовательно, есть орган или должностное лицо, которое ведает организацией перевозок по железной дороге и выдает литеры на проезд. Если вас не затруднит составить мне компанию для солидности, то мы, вполне вероятно, сегодня же сможем отправиться в Москву.
Без сомнения этот человек отличался от простых обывателей своей уверенностью и способностью приспосабливаться к любой обстановке. Еще недавно он, оплеванный толпой, беспомощно стоял перед солдатами-тыловиками, а сейчас как сенатор или камергер двора Его Императорского величества сановито шагал по широкому коридору в сторону служебных помещений. Встречные люди почтительно уступали ему дорогу, останавливаясь и глядя ему в след, мучительно пытаясь припомнить, где они могли его видеть.
На массивной двери с надписью "Начальникъ станции" была прикреплена бумажка с написанными химическим карандашом печатными буквами "Комендантъ". Власть сменилась. Без стука открыв дверь, мой новый знакомец вошел в кабинет, в котором за массивным столом сидел тщедушный мужчина в косоворотке и сером пиджаке, перепоясанном ремнем с кобурой нагана. Около мужчины стояли человек двадцать, все кричали что-то одно и совали в нос коменданту какие-то бумажки с печатями. И здесь нам тоже ничего не достанется, - подумал я, но то, что произошло, потом изумило не только меня, но и ошарашило всех, кто находился в кабинете.
Громко стукнув палкой об пол, мой спутник зычно крикнул:
– Смирно!!! Именем революции! Я председатель революционного трибунала восставшего народа Забайкальского края. Неподчинение будет караться высшей мерой защиты революционного народа! Всем немедленно освободить помещение!