Поэтому я вместо этого сказала ему, что устала, и без вопросов Хороший Парень Девин отвез меня домой на своем экологически чистом Prius. Я позволила ему поцеловать меня в щеку, не обещая второго свидания, и ушла. Когда я закрыла входную дверь квартиры, я не бросилась через всю комнату, чтобы посмотреть, как он уезжает. Вместо этого я вздохнула, крепко зажмурилась и пожалела, что последние два часа не произошли, и я просто сказала ему нет.
Когда дверь за моей спиной содрогнулась от резкого удара, я подпрыгнула на фут в воздух. Девин? Этого не может быть — я видела, как его задние фары выезжают с парковки с того места, где я стояла. Может, Мизли снова потеряла ключ и пряталась в коридоре, чтобы не прерывать наше короткое и целомудренное прощание.
Повернувшись и медленно открыв дверь, я ахнула, когда мой взгляд наткнулся на сундук, обтянутый черной тканью, и поднялся наверх, чтобы встретиться с карими глазами.
— Привет, Берди из Флориды.
10
МАЙЛО
Мой темперамент — это то, что я стараюсь держать при себе. Мне нравится большую часть времени оставаться незаметным — не ввязываться в неприятности, и тогда их не будет. Но я начал понимать, что, возможно, мой запал не так уж и велик, как я всегда думал.
Это было как нельзя более очевидно, когда я скрежетал зубами после того, как накричал на женщину за то, что она слишком громко жевала жвачку в моем окружении. Она была хорошенькой, немного слишком накрашенной на мой вкус, и она явно флиртовала. Она была не местной, так что не было бы слишком много шума, если бы я присоединился к ней в ее гостиничном номере для небольшого дневного развлечения.
За исключением того, что она сидела прямо перед баром, где всего пару недель назад я выставил напоказ одну брюнетку. И теперь каждый раз, когда я смотрю на это место, все, о чем я могу думать, — это о ней. Берди застала меня врасплох. Когда я впервые увидел ее, она просила у моего другого бармена, Бекки, стакан воды, прежде чем вернуться к своей уже пьяной подруге-блондинке. Она была прекрасна в черной футболке и джинсах, копна темных волос была высоко уложена на голове.
Я был шокирован, когда она сидела неподвижно, пока какой-то придурок в галстуке ругал ее, не пробормотав ни единого слова в свою защиту. Хотя с того места, где я сидел, она не сделала ни черта плохого. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не подойти к бару и не послать парня к черту, напомнив себе, что мне буквально было бы наплевать на это в любое другое время.
Пока у нее не хватило наглости обозлиться на Джона за то, что он ничего не сделал, кроме как попытался поговорить с ней. Выплеснуть какую-то чушь о перекладывании вины на жертву и вождении в нетрезвом виде. Мое терпение начало угасать, и я все еще находил ее сексуальной. А когда она вернулась? Вся застенчивая и нервная? В этом чертовом платье? Я должен был ее заполучить. И теперь, когда она у меня была, она терзала мои мысли.
Это только злило меня больше, потому что она, черт возьми, не звонила. Никаких сообщений, никаких визитов, ничего. И мое раздражение от этого только делало меня еще более раздраженным. Потому что обычно, как правило, почти всегда — именно этого я и хотел. Зайти, уйти. Трахнуть ее и покончить с ней. Так было всегда, и это было лучше всего в моей жизни. Чем меньше людей рядом с тобой, тем меньше людей тебе приходится обманывать, когда твоя ненормальная жизнь неизбежно встает на пути. Я не хотел обманывать людей. Мысль о том, чтобы сделать это с Берди, казалась особенно неправильной, несмотря на то, что я знал ее всего несколько часов, большую часть которых провел голышом в этом самом гребаном баре...
Мои зубы сжались сильнее, а кулаки были сжаты так сильно, что ногти впились в ладони. Девушка, чью голову я только что откусил, убегала из бара, словно я разжег огонь под ее задницей, а Джон посмеивался, садясь передо мной.
— Немного нервничаешь, сопляк?
Я взял у него пустой стакан и снова наполнил его, подавляя желание сорваться на что-то, чего я не смогу взять обратно. Но Джон не был идиотом.
— Ладно, — сказал он, вздохнув. — Что с тобой? Ты был мудаком несколько дней.
Джон Митчелл был самым близким мне другом. Он знал обо всем дерьме в моей жизни и не осуждал меня за это. Может быть, потому, что он сам сталкивался с таким количеством дерьма, что у него не осталось никаких суждений.
Прошло почти десять лет с тех пор, как он привел мою оборванную семнадцатилетнюю задницу в Top Shelf и дал мне что-то надводное, чтобы я мог заняться собой. Не знаю, что именно, но он увидел во мне что-то, что стоило держать подальше от улиц, я полагаю. И теперь он знал меня лучше, чем кто-либо другой.
В этом были свои преимущества, я полагаю, но были и определенные недостатки. Например, тот факт, что он знал, когда я веду себя не так, как обычно, и вместо того, чтобы закатить глаза и уйти, он решил, что его работа — допросить меня об этом, даже когда я явно не хотел делиться.
— Ничего, — говорю я, не убеждая даже себя. Джон усмехнулся, поднося свой стакан к губам.
— Не имеет ничего общего с симпатичной маленькой брюнеткой, не так ли?
Когда я ничего не сказала, моя челюсть болезненно сжалась, он наклонил голову и одарил меня тяжелым взглядом. — Или это как-то связано с Кайлом? И с тем дерьмом, в которое он тебя впутал?
Мой темперамент снова вспыхнул, глаза метались по почти пустому бару в поисках тех, кто мог бы подслушать. Мой успех в том, что я делаю, в основном зависел от моей способности оставаться незаметным. — Митч, — предупредил я, крепче сжимая полотенце, которым я вытирал стойку.
Он пожал плечами, его фланелевые плечи приподнялись лишь немного.
— Что? Обычно ты не такой обидчивый. Считай, что я обеспокоен.
Хотя его слова были притворной невинностью, я знал, что правда в том, что он обеспокоен. Я резко выдохнул через нос, не глядя ему в глаза, когда выдавил: — Я в порядке. Просто у меня много мыслей.
Когда я снова поднял глаза, глаза Джона, серо-голубые, потускневшие от возраста и запретов, были мягкими. Он говорил тихим голосом, удерживая мой взгляд.
— Ты так близко, Майло. Не своди глаз с приза, слышишь меня? Нет ничего, на что стоило бы отвлекаться, понимаешь?
Я почувствовал, как огонь внутри меня остыл, когда его слова проникли, смягчив край гнева, который постепенно нарастал в течение нескольких недель. На Джона всегда можно было рассчитывать, что он поможет мне вернуть все в правильное русло, и, черт возьми, он был прав. У меня была цель, и это должно было быть главным приоритетом. А не какая-то девушка, которую я знал полсекунды.