2
МАЙЛО
Это был чертовски долгий день. Я чувствовал это в своих костях, а было всего лишь девять часов.
— Ты слышал, что я, черт возьми, сказала? – голос моей сестры был пронзительным, когда ее ладонь соприкоснулась с моим затылком, заставив мою голову дернуться вперед от силы. Напряжение натянуло мышцы моей шеи и плеч, когда я сдержал желание ударить ее по спине.
Честно говоря, я не слышал. Мои мысли были в другом месте, а именно в моей кровати, где я хотел бы все еще спать.
— Трудно не слышать тебя с таким голосом, — издевался я, закидывая пальцы за голову и высокомерно откидываясь на спинку дивана. Когда ее карие глаза сузились в злые маленькие щелочки, как я и надеялся, я бросил на нее свою самую хитрую ухмылку.
Она выглядела так, будто сейчас бросится на меня через всю комнату, несмотря на весь яд в ее взгляде. Не имело значения, что между нами была десятилетняя разница в возрасте, и что мне было двадцать семь лет. Издевательства над братьями и сестрами никогда не надоедают.
Имея это в виду, я изобразил на лице фальшивую обеспокоенность, прищурился и наклонился ближе, как будто для того, чтобы лучше рассмотреть. — О нет, Бри! Это что, седой волос? – я протянул руку, собираясь схватить непослушную прядь, которой, как я знал, там не было. Бриауна никогда не допустила бы такого издевательства. Она держала свои длинные рыжие волосы безупречными, ухоженными и здоровыми. Ни одна прядь не выбивалась из прически. Так что было вполне логично, что если бы кто-то указал на какой-то несуществующий недостаток, она бы наверняка разозлилась. — Я знал, что ты стареешь — тебе ведь уже под сорок, верно? Но я не думал, что все стало настолько плохо. Скоро нам придется начать искать для тебя жилье.
Она яростно шлепнула меня по руке, предсказуемо кипя от злости. Ее руки дрожали, когда она разглаживала длинные локоны, пытаясь и не пытаясь незаметно проверить на наличие поддельной седины. Ее голос был немного хриплым от беспокойства, когда она выпалила:
— Ты будешь в гребаном гробу, прежде чем я когда-либо доберусь до дома престарелых, ты, маленькая личинка.
Я снова откинулся на диване, отказываясь позволять ее словам ранить меня. Это было почти двадцать лет ее полного и абсолютного презрения, но это не было таким уж шоком. Даже если иногда воспоминания из «прежде» грозили заставить меня вспомнить, что когда-то давно я жил жизнью, где моя старшая сестра обращалась со мной, как с человеком.
После того, как Бри с тревогой расчесала свои волосы, она бросила на меня еще один взгляд, предназначенный для убийства. Когда ее губы открылись, несомненно, чтобы выплеснуть несколько ответных оскорблений, входная дверь распахнулась, и голос Кайла оборвался: — Хорошо играете, дети?
Я не отводил взгляд от Бри, чтобы поприветствовать его, отмечая ее едва уловимые изменения в поведении. Это происходило каждый раз, когда Кайл оказывался где-то поблизости, и было ясно, что она делала все возможное, чтобы скрыть эту реакцию. Если я думал, что Бри ненавидит меня — а она определенно ненавидит — эта ненависть не идет ни в какое сравнение с тем, что она чувствовала к нашему дяде. Это было явно не приятно. Ее тело напряглось, черты лица напряглись, челюсть дернулась. Она крепко сжала руки на коленях, так крепко, что костяшки пальцев побелели. Она ненавидела его. Она действительно чертовски ненавидела его.
Достаточно, чтобы заставить меня задуматься, почему. То есть, пока я не вспоминаю, что она бездушная ведьма, которая находит удовольствие в пытках младших братьев. И вместе с этим я также вспоминаю, что мне, черт возьми, все равно, почему она ненавидит нашего дядю. Он тоже ее ненавидит. Так же, как и всех нас.
Мужчина, о котором идет речь, прошел дальше в свою захудалую гостиную, встав на край журнального столика, стоявшего между креслами и диваном. Он был того же роста, что и наш брат Тэлон, который шествовал позади него, выглядя таким же разозленным, как и мы с Бри, из-за того, что нам пришлось здесь находиться. Годы злоупотребления наркотиками и алкоголем разъели кости Кайла, сделав его костлявым и болезненным на вид.
С каждым фунтом веса, который он потерял за эти годы, любая доброта, которая могла быть у него когда-то давно, ушла вместе с ним.
Не то чтобы я верил, что у Кайла когда-либо была какая-то доброта изначально. Мне было девять, когда нас отправили жить под его «опеку», и в то время я понятия не имел, кто он такой, кроме как сотрудник CPS, который сказал нам, что он брат нашего отца и наш единственный оставшийся родственник. Смутно я помню, как Бри утверждала, что она может заботиться о Тэлоне и обо мне. Агент практически рассмеялся ей в лицо. Видимо, государство не считало, что девятнадцатилетняя девушка, которая только что поступила в колледж по стипендии и не имела работы, подходит для воспитания пятнадцати и девятилетнего мальчика.
Они могли бы переосмыслить это решение, если бы осознали, какова была реальная альтернатива. Это не имело значения, потому что всего через пару месяцев моя сестра превратилась в порождение Сатаны. Винить в этом травму, горе или что-то еще, это ничего не изменило. Кайл, несмотря на то, что всегда проповедовал о важности «семьи» и о том, что мы «все, что у нас осталось в этом мире», казалось, процветал на растущей враждебности между нами тремя. Любой, у кого есть глаза, может видеть, как он возбуждается от напряжения, и по какой-то неизвестной причине, неведомой никому, мы продолжаем кормить его именно тем, что он хочет.
Теперь он смотрел между нами, его карие глаза-бусинки прыгали между нами. Тэлон плюхнулся на диван рядом со мной, закинув лодыжку на колено. Он был единственным, кто имел хоть какое-то сходство с Кайлом, и я приписал это тому факту, что Тэлон всегда был похож на нашего отца. Если бы не черные волосы и не их челюсти, никто бы никогда не смог увидеть связь между ним и нашим дядей. Мы с Бри благоволили нашей матери, с нашими густыми рыжими волосами и карими глазами, веснушки покрывали наши лица, как пятна на карте. Вероятно, это еще одна вещь во мне, которая ее бесила.
Кайл все еще просто смотрел, явно наслаждаясь представлением, которое мы, вероятно, ему устраивали. Нога Тэлона начала подпрыгивать на его колене, его терпение угасало.
— Можем ли мы просто покончить с этим? У меня есть дела.
Он, конечно, имел в виду, что он предпочел бы быть дома или делать буквально что угодно еще. С этим мне пришлось согласиться. Я кивнул, хлопнув в ладоши и уперевшись локтями в колени.
— То же самое.
Бри издала тихий звук в горле, который, как я предполагаю, был ее согласием. Кайл закатил глаза. — Важнее, чем семейное собрание?