Иван прищурился, провёл своей огромной пятерней по волнистым волосам и хмыкнул:
— Да ничего, ежели чего откормим.
— Эй, не надо меня откармливать! Я не рождественский гусь! — возмутилась Вика.
Но её уже никто не слушал… Иван к бабе Нюре подошёл да поклонился. Вот прям как в сказках Вика когда-то давно читала — прямо в пояс. А баба Нюра его по голове погладила по-матерински тепло. Так тепло, что даже Вике самой тепло стало.
— Спасибо тебе, баба Нюра. Теперича будет легче маленько чары ведьминские разбить, — Иван поблагодарил спасительницу и снова поклонился. — Как же нам отблагодарить тебя?
— Да не надо мне ничего, — отмахнулась бабка. — Я, может, первый раз такое чудо вижу, оно мне уже награда.
Еще маленько пошушукались они — Вика всё смотрела, но мало что слышала: она всё еще в себя приходила. Надо было взять себя в руки и вести как ни в чём не бывало. Иначе насмешек было не избежать.
— Хотя, знаешь, Ваня, — бабка Нюра уже на пороге остановила гостей непрошеных, да отнюдь не нежеланных, — можешь ты меня отблагодарить помощью своей. По осени приезжай урожай собирать будем: ты-то — парень крепкий, сдюжишь небось.
Иван охотно пообещал вернуться, даже если до тех пор не падёт проклятье ведьмино, а уж если падёт, то и подавно. Если он что и умел в жизни, так это в поле работать да железо ковать. Да еще девок за косы дергать, но о том бабе Нюре знать не надобно было.
Уже на улице, Иван огляделся по сторонам и потянулся.
— Хорошо-то как!
— Конечно, будет тебе хорошо, если сидеть всю жизнь в темнице, — тихонечко пробурчала Вика и более слышно добавила: — Пойдём быстрее, на автобус опоздаем.
— Автобус?! — полурадостно-полуиспуганно переспросил Иван. До него только что дошло, что вылезти из книги было мало, теперь ему придётся лицом к лицу столкнуться со всеми теми странными штуками, о которых он только читал и которые в глаза не видывал, даже представить себе их не мог.
К счастью для обоих, автобус пришёл почти пустой. Иван Иваныч, который для обращения по отчеству оказался слишком молод, да и бороды у него особо не наблюдалось, едва автобус тронулся, за поручень схватился, обнял его, как родного, и даже слегка побледнел.
— Ты это… присядь, — хихикнула Вика, — а то грохнешься тут, а мне потом тебя собирай.
— Напридумывали же бесовщины! — позеленевший Иван Иваныч присел на сидение рядом с Викой и вздохнул. — Вот и куда подевались старые добрые лошади?! Чем они вас не устраивали?
— Устраивали. Наверное. Я вообще ни разу живую лошадь не видела, — призналась Вика, — только по телевизору.
Иван посмотрел на Вику оценивающим взглядом — она такой крохотной ему показалась:
— И как же ты так живёшь, горемычная?! Лошади даже не видала! Это ж как такое возможно-то?
— Как-как? Боком об косяк! — буркнула Вика. — Я, между прочим, в городе родилась и выросла, а у нас знаешь ли лошади по балконам не ходят.
Но Иван её уже не слушал: автобус добрался до ближайшего населенного пункта, стал полниться людьми, а Иван пялился на них, словно видел живых людей впервые.
— Да не глазей ты так, — одернула его Вика. — Стыдно же!
— Чего? — удивился Иван. — На людей смотреть стыдно? С какого такого перепугу?
— Ну… — Вика засомневалась. Она и сама не знала, почему на людей нельзя смотреть. — Ну, они могут подумать, что ты от них что-то хочешь.
— Так разве ж оно стыдно?! Они ж не без портков ходят и не с чужого огорода тыквы воруют.
— Ой, не знаю я, отстань! — пробубнила Вика и демонстративно отвернулась.
Она и правда не знала, почему на людей смотреть нельзя. ей так с детства говорили, мол, неприлично и невоспитанно. А почему неприлично, и почему невоспитанно — никто не объяснил.
— Ты мне лучше скажи, — Иван легонько толкнул Вику локтем в бок, — а чего они не здороваются? Их что, волки воспитывали?
— Да ну так… посторонние же люди! — искренне удивилась Вика.
— Оно и понятно, — хмыкнул Иван, — если даже смотреть друг на друга нельзя.
На самого Ивана в прочем люди тоже пялились. И оно было не удивительно: Он выделялся из толпы, и даже не этой своей странной мешковатой косовороткой, подвязанной поясом-веревкой, и не странными кожаными тапками, название которых Вика никак не могла вспомнить, хотя точно знала. Сложно было не заметить огромного, похожего на молодого медведя мужика, который улыбался во все тридцать два зуба и разглядывал всех вокруг, как ребенок сладости в кондитерской.