Мальчик страстно любил живопись. Нелло, простой деревенский мальчик, проходя рано утром по улицам города с огромной собакой, впряжённой в тележку, уносился мыслями к великому Рубенсу. Голодный, продрогший, в деревянных башмаках на босу ногу, он шёл, глубоко задумавшись, и перед ним возникало прекрасное, обрамлённое золотыми кудрями лицо Марии с картины «Благовещенье».
Нелло рос бедняком и даже не мог учиться в школе, зато природа, на счастье или несчастье, одарила его талантом. Этого никто не знал, не знал и он сам. Только Патраш, никогда не разлучавшийся с Нелло, видел, как он рисовал мелом на камнях всё, что попадалось ему на глаза, и слышал, как он, лёжа на своём сеннике, бормотал что-то о Рубенсе. Патраш видел сияющее лицо мальчика, затуманенный взор, устремлённый на заходящее или восходящее солнце. И часто слёзы, не то горькие, не то радостные, катились из ясных глаз Нелло на рыжую мохнатую морду собаки.
- Я умер бы спокойно, Нелло, если бы знал, что когда-нибудь ты сможешь купить эту мазанку и клочок земли, - не раз говорил мальчику дед, разбитый параличом. - Ты работал бы на себя, и соседи называли бы тебя «баас» - хозяин.
Приобрести клочок земли было мечтой каждого фламандского крестьянина-бедняка. Старый солдат Жан Даас, который в молодости скитался по всему свету и вернулся домой нищим, в старости ничего лучшего не мог пожелать своему любимцу, как пахать землю до конца дней.
Нелло ничего не отвечал. Он мечтал совсем не о том, чтобы иметь крошечный клочок земли, жить под ветхой крышей и слушать, как соседи называют его «баас». Стрельчатая башня собора, вздымавшаяся над полями в закатном небе или в тусклом свете раннего утра, говорила ему о другом. Но свои мечты по-детски, шёпотом, он поверял на ухо только Патрашу, когда они вместе шли на работу в предрассветном тумане или отдыхали на берегу, где шумел тростник. Ведь эти мечты не выразишь словами так, чтобы вызвать сочувствие у людей! Они только встревожили бы и огорчили старого Жана Дааса, неподвижно лежавшего в своём углу. Старик не видел никакой разницы между так называемой Мадонной, намалёванной синими и красными красками на стенах в лавчонке, куда он заходил иной раз выпить кружку пива, и теми знаменитыми картинами, ради которых приезжают во Фландрию люди со всех концов света.
Кроме Патраша, Нелло решался говорить о своих дерзких мечтах только с Алоизой. Это была хорошенькая двенадцатилетняя девочка с тёмными ласковыми глазами. Она жила на мельнице, старой красной мельнице на зеленом холме, а её отец, мельник, был первый богач в деревне. Алоиза дружила с Нелло и Патрашем. Они вместе резвились на полях, собирали чернику, плели венки из ромашек, а зимой бегали по снегу и частенько грелись у ярко пылающего очага в доме мельника.
Конечно, Алоиза, единственная дочка мельника, была самой богатой девочкой в деревне. На её синем саржевом платье не было ни единой дырочки, ни одной заплатки. На ярмарке ей покупали так много позолоченных орехов и леденцов, что она едва могла удержать их в руках. А в большие праздники её льняные кудри покрывал чепчик из дорогих кружев, который до неё носили её мать и бабушка. Отец Алоизы, баас Когес, был человек не такой уж дурной, но очень упрямый. Однажды на лугу за мельницей, где только что скосили траву, он увидел свою дочь и её друзей. Алоиза сидела на свежем сене; рядом, положив голову к ней на колени, примостился Патраш.
На обоих были венки из красных маков и синих васильков. А Нелло зарисовывал их углём на гладкой сосновой дощечке.
Мельник остановился, посмотрел на изображение своей любимицы и был поражён удивительным сходством. Однако он побранил девочку за то, что она бездельничает и не помогает матери по хозяйству, и отослал её домой.
Алоиза испугалась и заплакала. Мельник повернулся к Нелло и выхватил у него из рук дощечку.
- И часто ты так балуешься? - сурово спросил он. Мальчик опустил голову.
- Я рисую всё, что вижу, - пробормотал он.
Мельник задумался, потом достал из кармана серебряный франк и протянул его Нелло:
- Говорю тебе - балуешься и попусту теряешь время. А всё-таки эта штука похожа на Алоизу и понравится её матери. Вот тебе франк, а я возьму картинку.
Румянец сбежал с лица мальчика. Он поднял глаза на мельника и заложил руки за спину.
- Оставьте себе деньги, баас Когес, а портрет возьмите, - сказал он простодушно. - Вы часто бывали добры ко мне.
Потом он кликнул Патраша и пошёл через луг домой.
- За этот франк я мог бы «их» увидеть, - шепнул он Патрашу. - Но даже ради этого я не хочу продавать её портрет.
Возвратившись домой, Когес сказал жене:
- Пусть Алоиза больше не играет с этим мальчишкой. Чего доброго, он ещё захочет жениться на ней, когда вырастет.
- Он хороший, скромный мальчик, - сказала жена мельника, не сводя глаз с сосновой дощечки, которую мельник повесил над очагом под деревянными часами с кукушкой.
- Против этого я не спорю, - отозвался мельник, закуривая трубку.
- Тогда чего же беспокоиться? - робко сказала жена. - Что ж тут дурного! Денег у нас хватит на двоих, были бы только счастливы.
- Ты женщина, а потому дура! - крикнул мельник, стукнув трубкой по столу. - Мальчик - нищий, а что ещё хуже - воображает, будто он художник. Смотри, чтоб девочка больше с ним не играла, а не то я отдам её в пансион при монастыре.
Бедная женщина испугалась и обещала исполнить желание мужа. Ей жаль было разлучать девочку с любимым товарищем только потому, что он беден, но она боялась ослушаться мужа. С этого дня она под разными предлогами не пускала Алоизу к Нелло. Самолюбивый мальчик обиделся и перестал ходить с Патрашем на мельницу, хотя прежде забегал туда каждую свободную минуту. Он не знал, в чём его вина, и думал, что мельник почему-то рассердился на него за портрет Алоизы.
Если девочка, скучавшая по нём, завидев его, подбегала и протягивала руку, он грустно улыбался и, заботясь о ней больше, чем о себе, говорил:
- Не надо, Алоиза, отец рассердится на тебя! Он недоволен, когда ты со мной, и не хочет, чтобы ты бездельничала. Он хороший человек и любит тебя. Не будем сердить его, Алоиза!
Однако на сердце у него было тяжело, и солнце уже не радовало его, как прежде, когда на рассвете он шёл с Патрашем по обсаженным тополями дорогам. Бывало, он по пути в город и обратно останавливался возле старой мельницы и весело здоровался с семьёй мельника. Над низкой калиткой показывалась русая головка, и маленькая рука протягивала Патрашу косточку или корку хлеба. Теперь мальчик быстро проходил мимо, а Патраш уныло смотрел на закрытую дверь. Алоиза в это время вязала что-нибудь, сидя на скамеечке у очага, и из глаз у неё капали слёзы. Баас Когес, ворочавший кули с мукой на мельнице, упрямо бормотал себе под нос:
- Так-то лучше. Парнишка - нищий, и голова у него набита дурацкими бреднями. Ещё наживёшь себе беды с ним.
А маленькая сосновая дощечка всё-таки висела над очагом в кухне, под часами с кукушкой, и мальчику порой казалось несправедливым, что его подарок приняли, а самого его и знать не хотят.
Нелло молча сносил обиду: он не привык жаловаться. Старый Жан Даас не раз говорил ему: «Мы бедняки, а у бедняков нет выбора». Мальчик почтительно слушал дедушку, но в душе у него теплилась надежда, что «бедняк тоже иногда делает выбор - он может прославиться, и тогда на него не будут смотреть свысока». И он простодушно верил в это.
Однажды Алоиза, случайно встретив его в поле у канала, горько плача, сказала, что завтра, в день её рождения, как всегда, соберутся на гумне дети из деревни, но в этом году её родители первый раз в жизни не велели приглашать его на этот праздник. Нелло поцеловал её и уверенно ответил:
- Не всегда так будет, Алоиза. Когда-нибудь моя сосновая дощечка, которая висит у вас на камине, будет цениться на вес серебра и твой отец не захлопнет передо мной дверь. Только люби меня, милая Алоиза, люби меня, и я буду знаменитым художником.
- А если я не буду любить? - шутливо сказала девочка сквозь слёзы.
Нелло посмотрел на озарённый заходящим солнцем сверкающий шпиль собора. На лице мальчика была улыбка такая восторженная и в то же время такая печальная, что Алоиза испугалась.