Стало быть сталкивался с этим? Меня ничуть не радует то, что он предложил Тео помощь, но, с другой стороны, я беспокоюсь за друга, организм которого слабо защищён от вторжения всяких микробов, обитающих в воздухе и приносящих только вред. Да, Тео, тебе протянул руку тот, кому мы вдвоем хотим морду набить.
- Вот и хорошо, - после не очень долгих раздумий согласился дознаватель, - хоть это и не совсем законно, но так будет лучше. Для него. Для всех. - он был воодушевлен, - Ну, что, а теперь, прошу меня извинить. Я из-за привычки подозревать всех позволил себе мысль, что ваши дети каким-то образом связаны с одной бандой и с особой дотошностью допрашивал каждого из них. Надеюсь на ваше понимание, - он склонил голову. - Ваши дети... Забавно было с ними побеседовать... Ха-ха.
- Не хочу принимать от него помощь! - неожиданно воскликнул Тео, - лучше останусь здесь. И, вообще, кто он такой, что вы сразу сменили тон разговора? Не надо ручаться за меня! Мы ничего плохого не натворили!
Градус напряжения возрос. Возникшее с начала его речи недопонимание перекликалось с внутренним беспокойством за этого человека. Зачем он это делает, почему отказывается, почему загоняет себя? Из-за меня?
- Тео, пожалуйста, - взмолилась я, - ты должен вернуться домой.
- Ты серьезно? - бросил он в меня искорки гнева, - Да этот человек...
- Тео, пожалуйста, - на сей раз мой голос стал требовательным.
Друг отвернулся и пробормотал что-то под нос. Это означало, что он отступил. Знаю, что потом будет ругать. Мне достаточно и того, что он переживает за меня и хочет справедливости. И нет ничего прекраснее и слаще тех чувств, которые появляются в сердце, когда справедливость и отомщение берут верх и побеждают. Я понимаю. Но ему надо думать о себе и о своём здоровье. Если продолжит волноваться за ту, по чьей вине он оказался в участке, мне будет еще хуже.
Реакция всех, кто стал свидетелем нашего непродолжительного диалога, была почти одинаковой: на лице матери - удивление и стыд, на лице следователя застыл вопросительный знак, взгляд Наумова стал ещё острее и проницательнее ( мы встретились глазами, когда он, опершись рукой на стол смотрел на нас), но физиономия Наумова старшего показалась мне пугающе страшной и не внушающей ничего хорошего. Хитрая ухмылка промелькнула на губах, и весь мой внутренний мир вскипел от ярости...
Можем ли мы заставить себя полюбить жизнь, если она иногда творит невообразимое и вгоняет нас в уныние? И мир, который то и делает, что потакает жизни? Мы избежали ужасной участи, а теперь что нас ждет?
Хотела бы я знать, но, увы, людям не дана способность смотреть в будущее и созерцать все прелести судьбы.
Как только мы вышли из душного кабинета ( из-за следователя, который выплескивал из себя духоту), к нам навстречу шёл Степан, который был тем пятым, кто, как вы уже в курсе, был крысой в банде. Я не стала скрывать неприязнь к нему, несмотря на то, что он извинился. Окинув его холодным взглядом и ничего не ответив, я потопала дальше. Не важно какой у него был план, как он спалил бы всех из банды и при каких обстоятельствах, важно то, что ему было плевать. Он поступил неправильно, оставив нас наедине с теми придурками, даже не подумал о том, что будет с нами, а просто ушёл. А теперь он хочет, чтобы я простила? Нет. Тео немного замешкался, когда услышал от Степана извинения. Но вскоре пробормотал:
- Надеюсь, вам выдадут медаль за поимку банды или вас повысят.
Гордо выпрямившись, Тео пошел следом за мной. Теперь полностью расправив крылья, мы вышли из здания и вдохнули запах ранней весны с приятным холодком.
На улице умеренно грело солнце, день близился к закату, а вокруг были люди в форме, которые очень громко что-то обсуждали.
- Вот тебе и шпион, - выдохнул Тео, - наверное гордится собой раз раскрыл дело. Паршиво... Помогли ему подняться по карьерной лестнице. Ну и пусть! Зато падение будет крайне болезненным. Чем выше гора, на которую ты взобрался, тем страшнее с неё спуститься.
Сгустившийся туман действовал на нервы. Глаза уже не видели ничего, все мысли снова стали тяжелыми, а разум все твердил и твердил мне, что виновата во всем я и мое задетое словами матери эго. Правда иногда ранит человека, особенно та, которая не выгодна человеку, и он лучше поверит лжи, нежели примет истину, чистую как белый лист бумаги, но жестокую истину. Как бы я не хотела отогнать правдивые мысли, глагольствующие о моей вине, они лезли с чудовищной быстротой. И земля будто прекратила свой ход для меня.
- Тео...., - чуть слышно промолвила я, - прости... Я...
Дальше был тихий, приглушенный всхлип. Эмоции хлынули рекой.