Выбрать главу

Идея самым серьезным образом обсуждалась параллельно с другими вариантами действий на самом высоком уровне несколько часов. С ее возможной реализацией был связан и намеченный на утро приезд в Москву Виктора Казанцева. Ночью, однако, возобладал другой подход. Видимо, силовикам удалось убедить Путина, что их газовая атака не приведет к гибели заложников. А если бы заложников спас Масхадов, это, конечно, привело бы к его дальнейшей легитимизации, что одинаково не устраивало ни силовиков, ни связавшего себя знаменитым «мочить в сортире» и ставшего в значительной степени заложником своей риторики президента.

Ситуация в Беслане повторилась. Ахмед Закаев, до «Норд-Оста» легитимный партнер по переговорам, был к тому времени уже объявлен преступником, выдачи которого Москва добивалась. Но именно к нему власть обратилась с той же просьбой — помочь освободить заложников.

В 12.00 3 сентября Закаев позвонил в штаб по освобождению заложников и подтвердил готовность Аслана Масхадова прибыть в Беслан при предоставлении ему гарантий безопасности. Детали договорились согласовать в 14.00. В 13.05 произошло то, что произошло.

Я убежден, что в бесланском кризисе Владимир Путин был гораздо ближе к варианту с использованием Масхадова. Он обсуждался в течение несколько дней. Вечером 2 сентября Путин публично, на камеру, сделал удивительное для него, всеми почему-то сегодня забытое заявление, в котором очень твердо подчеркнул, что безусловным приоритетом в разрешении бесланского кризиса является спасение жизни детей. Ничем иным кроме как подготовкой общественного мнения к единственному спасительному шагу оно быть не могло.

Меня часто упрекают в демонизации Путина. Это не так. Будучи его политическим противником, я никогда не отрицал его достоинств, патриотизма, например. Вот что я писал в сентябре 2001 года в «Новой газете»:

«В. Путин знает правду о своем восхождении, и о том, кто его привел к власти, и о том, какую роль в операции «Наследник» играла чеченская война, поход Басаева в Дагестан, взрывы в Москве, «учения» в Рязани. Если чего-то не знал, то уже догадывается.

Для офицера и патриота России, каковым он безусловно является, эта правда мучительна и невыносима. Он гонит ее, накладывает на нее табу, вытесняет в подсознание.

И по всем законам психоанализа она вырывается оттуда в его взрывных неадекватных реакциях всякий раз, когда речь заходит о Чечне.

Это личная человеческая драма Владимира Владимировича Путина. И эта трагедия страны, которую он возглавляет».

Когда он уверял зарубежных корреспондентов, что ни один из заложников «Норд-Оста» не пострадал от применения газа, он не обманывал их. Он пытался обмануть самого себя. Тогда он тоже если чего-то и не знал, то уже догадывался, что его обманули. Он не хотел повторения того же исхода в Беслане.

Отдать приказ о штурме было невозможно. И он не отдал его. Без его санкции никто бы не отважился звонить Закаеву. Но его подчиненные нашли спасительный для себя и, как им казалось, для него вариант.

Необъявленный штурм, случайный штурм, вынужденный штурм. И никаких Масхадовых. И никаких заложников. Слишком многих это устраивало. В том числе и негодяя, организовавшего Беслан, — Шамиля Басаева. Тому совершенно не нужен был спасший заложников и тем самым легимитизировавший себя в значительной степени и в Чечне, и в России Аслан Масхадов. Ему нужен был осетино-ингушский конфликт, который окончательно взорвал бы Кавказ. Террористы приглашали к себе, как известно, совсем других людей.

Через несколько дней после трагедии одновременно появились статьи двух, на мой взгляд, самых ярких и талантливых российских публицистов — Александра Проханова и Леонида Радзиховского. Они принадлежат к противоположным краям политического спектра и на моей памяти никогда и ни в чем друг с другом не соглашались. Но те две статьи, казалось, были написаны одной рукой в состоянии торжества, эйфории, в ликующем, несущем облегчение государственническом оргазме.

Свершилось! Чудом Российской Государственности удалось избежать Катастрофы. Масхадову не позволили спасти детей и тем самым унизить Государство. Твердыни Третьего Рима устояли.

Это говорили и писали совершенно искренне, по указке своего сердца талантливейшие политические поэты нашей эпохи, а за ними и сонмы соколовых, леонтьевых, павловских. Это была консолидированная позиция большинства российского политического класса, да, наверное, и большинства населения. Она дает представление о том, какое огромное сопротивление и в своем окружении, и в самом себе приходилось преодолевать сыну своего класса и своего народа Владимиру Путину в его робкой и непоследовательной попытке прорыва к элементарной человечности. Он вовсе не злодей. Он всего лишь слабый человек в трагических обстоятельствах. Судьба дважды давала ему шанс подняться ради спасения людей над массовым государственническим бредом и проявить величие духа и силу характера.