– Простите, это я виноват, – подал голос мой спутник.
Удивленная мама опустила руки и обошла меня сбоку, разглядывая Никиту, словно никогда до этого утра не видела мальчиков. Ну, доля правды в этом была. Я еще ни разу никого не приводила знакомиться.
– Вера, – она протянула ему руку.
Он ответил и на жест, и на реплику:
– Никита.
Дикий танец зрелой и в противовес ей покорной ауры сузил коридор до одного вдоха. Моего вдоха.
– Тапки под стулом, Никита, – наконец мама прервала молчаливый бой и, развернувшись, затягивая пояс на халате, прошла мимо. Спустя минуту щелкнул чайник, и шипящий звук нагреваемой воды заполонил квартиру.
Мы тихо, чтобы не нарушить баланс этого хрупкого мира, скинули ботинки и прошли в кухню. Мама поставила на стол только два стакана и закинула в них по чайному пакетику.
– Иди в душ, – твердым, командным голосом, адресованным явно мне, она указала на дверь.
– А вы… чем заниматься будете? – недоумевая, я уставилась на стол, наполняющийся печеньками и зефиром.
– А мы пока поговорим, правда, Никита?
Если бы я знала его чуть больше, могла бы предположить, что он испугался. Хотя внешне никаких проявлений и не заметила. Все та же расслабленная поза, все тот же усталый взгляд.
– Иди уже, – мама настаивала.
А я все ждала, когда он посмотрит на меня, когда я прочту в его глазах ужас и брошусь на помощь. Он же не должен стоять и оправдываться перед мамой. Он вообще не должен здесь находиться. И это я впутала его в свои разборки.
– Да, Вась, – бросил он через плечо, – иди уже.
Послушно отступая в коридор, я впервые в жизни не знала, что делать. Выполнить просьбу матери, казалось, самым простым и правильным, но оставить невинного человека в непонятный момент расхлебывать мои проблемы? Да я никогда не дам им то, что они просят. Вот бы только услышать, о чем они говорят.
Прижимаясь ухом к двери, так предусмотрительно запертой мамой, я силилась услышать хоть что-то, меняла положение, всматривалась в щель. Но разобрать их шепот было невозможно. Распаляясь еще больше, я скрылась в своей комнате и принялась мерить шагами ее периметр. Я сжимала кулаки и несколько раз подходила к грани «ворваться», но мама не зверь, и Никите вряд ли грозила реальная опасность. Прошло не меньше получаса, прежде чем я потеряла надежду понять, что у них там творится.
Брошенная на пол кофта с засохшими пятнами моей утренней неприятности мозолила глаза, и вынужденная чем-то занять руки и мозг я скрылась в ванной, иначе бы сошла с ума от нетерпения. Сперва замочила в тазике грязную одежду, а после, стянув остатки ночного приключения, залезла под горячую струю и сама. Смывая переживания и усталость, я заряжала тело энергией и наполняла голову новыми смыслами. Ничего плохого не произошло. Я не переступила закон, ничего не сломала, никого не обидела. Танюха не в счет. И если мама захочет, я готова поехать к отцу и в качестве наказания вести себя тихо. Извинюсь за поведение и ни слова не скажу против. Буду паинькой, лучшей дочкой на свете. Если это так важно маме. Да, все будет хорошо.
И первое разочарование ждало меня у двери. Никита ушел. А отец, наоборот, приехал раньше.
_________
Это глава должна была выйти другой. Вера, мама Васи, обязана была выразить все свое негодование. Но... Ситуация в Казани выбила меня из колеи на целых 3 дня. Я не находила места, не понимала, где я, и что происходит вокруг. Я, мама троих, вдруг ощутила на себе весь ужас боли и потери, который ощущать не должна была (так считают все вокруг). И только сегодня выходнула более-менее спокойно. А вчера родились такие строки:
Не сберегли, не удержали, не смогли
В последний раз прижать к себе покрепче.
«До встречи» - провожая утром до двери,
В обед теперь «прощайте» тихо шепчем.
От вас мы ждали достижений и побед.
И чтобы вы мечты осуществили.
Но разделил нас май и вас больше нет…
И стало важно, чтоб вы просто жили.
И двойки будут пусть, и куча замечаний,
И шкодить вам готовы разрешить,
Не будет больше ни упреков, ни взысканий,
Лишь только б не пришлось вас хоронить…
Поэтому прошу не винить Веру в ее мягкотелости. И меня тоже.