Выругавшись про себя, мужчина взял в руки первый попавшийся на глаза том. «Ратная магия от эпохи дуэлей до наших дней: как искусство нести смерть превратилось в магию разумной самозащиты». Пролистав пару страниц, Глеб отложил книгу в сторону.
Спустя четверть часа рядом с ним высились уже две стопки, одну из которых он осмысленно обозначил как «обязательно к прочтению», а вторую — «необязательно, но познавательно». Спустя ещё полчаса обе стопки уже опасно покачивались. За это время бывший некромаг разобрал всего четыре полки.
Устало проведя рукой по лицу, он встряхнулся: нельзя позволять себе расслабиться, иначе придётся куковать тут до завтрашнего вечера. Потянувшись к лестнице, чтобы добраться до книг, располагавшимся повыше, Глеб замер: за соседним стеллажом послышалось шуршание, какой-то шум, а затем глухой хлопок, и ещё, и ещё.
Обойдя длинную секцию, Бейбарсов заглянул за неё и напрягся. На пыльном полу сидела Таня Гроттер, подбирая упавшие книги. Очевидно, это они произвели столько шума. Дойдя до последней, девушка заметила длинную тень, лежащую на полу, и вскинула глаза.
— Привет.
Она выглядела уставшей, даже вымотавшейся. Явно после тренировки: чёрный комбинезон с расстёгнутой у горла молнией, раскрасневшееся, ещё не успевшее остыть лицо, слипшиеся от пота кудряшки у висков.
— Привет. Тебе помочь?
«Глеб, Чума тебя подери, зачем ты предложил ей помощь? Тебе нельзя к ней подходить, да тебе даже на одном континенте с ней находиться нежелательно!».
Однако этот назойливый, хоть и справедливый голос тут же умолк, стоило Тане растерянно обвести взглядом уходящие в бесконечность полки с пыльными фолиантами.
— Не нужно, я справлюсь. Мы тут с Соловьём поспорили, и я решила доказать, что права. Я в этом уверена, просто хочу кое в чём убедиться, вот и… Ой!
Пытаясь встать со стопкой собранных книг, Таня, разумеется, вновь потеряла равновесие. Стараясь не выронить их, она со всего размаху облокотилась на полку, которая угрожающе зашаталась. С верхних полок посыпались тяжеленные тома.
Глеб среагировал мгновенно: вскинув руку, он молча выпустил искру, замедляя падение книг и возвращая их обратно. Затем он повернулся к девушке и резко выхватил у неё из рук оставшиеся, ставя их на полку.
— Как ты с подобными рефлексами умудрилась стать великой драконболисткой! — раздражённо выговорил он.
Однако Таня не обратила внимания на его слова. Она сосредоточенно рассматривала кольцо на его руке.
— Откуда оно у тебя?
— От Сарданапала. Это кольцо Древнира.
Глаза рыжеволосой ведьмы расширились:
— Тогда почему оно стреляет чёрными искрами?
— Искра коричневая, а не чёрная. Посмотри, — он поднёс руку поближе к Тане, давая ей возможность разглядеть необычную поверхность и пробегающие по ней всполохи. — Видишь? Красные и зелёные. На выходе получается одна, насыщенно-коричневого цвета. Кольцо-перевёртыш, как и я. Неопределившееся и никому больше не нужное.
Гроттер оторвала заворожённый взгляд от украшения и внимательно посмотрела на мужчину.
— Ты многим нужен, Глеб.
— Мои способности, мои знания. Моя жизнь. Но не я сам.
Заметив промелькнувшую на лице Тани жалость, бывший некромаг скривился:
— Не надо меня жалеть, я в этом не нуждаюсь. Я привык, и мне так хорошо.
Он развернулся, намереваясь забрать отложенные книги и вновь скрыться в безопасности своей комнаты, но его остановили маленькие крепкие руки.
— Неправда, — прошептала Таня, хватая его за свитер и прижимая спиной к стеллажам. — Неправда…
Он ощущал давление на затылок тонких пальцев, заставлявших его склонить голову. Он замер при первом прикосновении тёплых губ.
Кончик чужого языка слегка надавил на его нижнюю губу, будто упрашивая открыться, сдаться… Напрасно. Он уже давно целиком и полностью принадлежал этой маленькой рыжеволосой девушке.
Однако в этот раз Глеб не хотел так легко поддаваться, не хотел подыгрывать ей. Он стоял, опустив руки, не закрывая глаза, спиной ощущая неровный строй книг позади себя. Их острые края впивались ему в кожу через шерстяную колючесть свитера. Он чувствовал лёгкие касания Таниных губ, и как его собственное дыхание учащается, отказываясь подчиняться разуму хозяина.
А потом её рука скользнула в его волосы, слегка сжимая их. В памяти вспыхнула картина: узкая койка железнодорожной будки, он, жалкий и умирающий, с опущенной в раскаянии головой, и хрупкая девушка, перебирающая его спутанные чёрные пряди.
Всё внутри вспыхнуло, расцвело багряными цветами боли. Зажмурив глаза, Бейбарсов приоткрыл рот, принимая поцелуй Тани, вовлекая её в более смелый и настойчивый. Их руки одновременно начали блуждать по телам друг друга, языки сплелись — и все возведённые за прошедшие годы стены дрогнули, начали осыпаться крупными камнями.
Глеб резко развернулся, поменявшись с Таней местами: теперь он прижимал её к полкам, поставив колено, вдавливаясь между худых ног. Она глубоко, часто дышала, и он рванул молнию драконбольного комбинезона раз, другой, лихорадочно пытаясь отыскать источник её волнующего дыхания, приникнуть к покрытой испариной жилке на шее.
Зарываясь лицом между небольших округлых грудей, Глеб судорожно вдыхал Танин запах, мечтая, чтобы этот аромат никогда не покидал его ноздрей.
— Я хочу тебя, — горячо шептал он, думая о том, понимает ли Таня, что он имеет в виду.
Глеб хотел её не только в том, простом и понятном, физическом смысле — он хотел быть ею, чтобы она стала им. Покусать её всю от мочек ушей до пальцев на ногах, облизать её, съесть её. Проникнуть под её кожу, вывернуть наизнанку и обласкать каждый орган, каждую клетку, выпить всю кровь и лимфу, пока Таня Гроттер не забурлит у него в горле, пока его не затошнит от того, что она везде в нём. Но даже тогда хотеть её, хотеть так неистово, что всё, на что у него хватало сил — это вбивать её бедрами в опасно качавшийся стеллаж, судорожно сжимая всё, до чего дотягивались руки, целуя всё, до чего дотягивались губы.
В воздухе висело марево пыли, терпкий запах пота и благоухание тяжёлого, невыносимого напряжения, от которого не было никакого спасения.
Кроме одного.
И мужчина потянул молнию Таниного костюма ещё ниже. Её рука тут же взлетела, накрывая его ладонь, не позволяя завершить начатое.
— Подожди, Глеб, не надо…
Бейбарсов с трудом сфокусировал взгляд на лице девушки. Оно выражало смятение, стыд, желание, тревогу, как зеркало отражая все эмоции, бушевавшие сейчас в ней — противоречивые, яркие, острые.
— Ты издеваешься?
Её щёки пылали румянцем. Она хотела его. Стыдилась того, что хочет, и боялась того, к чему это может привести.
В нём поднялась горячая волна гнева. На Таню, на себя, на безответность их обоюдных чувств.
Бейбарсов в отчаянии покачал головой, по-прежнему не выпуская девушку из тесного кольца своих рук.
— Таня, ты хотя бы раз задумывалась над тем, что делаешь со мной?
Он резко ударил кулаком по полке рядом с её головой. Древние фолианты опасно зашатались, грозя упасть и погрести их двоих под собой. Таня сжалась под его грозным взглядом, в болотных глазах стоял тот же вопрос, адресованный самой себе. Её грудь в распахнутом вороте часто вздымалась.
— Твоя любовь могла бы помочь мне стать лучше! Вместо этого ты мучаешь и меня, и себя! Ковыряешься в тарелке с кашей — и попробовать хочется, и решиться непросто!
Глеб, наконец, отступил назад, разглядывая её. Он видел, как стыдно ей было за свой порыв, как хотела бы она всё исправить, дать то, что — теперь это было уже очевидно — нужно им обоим. Покончить с их обоюдным одиночеством. Разорвать порочный круг недомолвок и страданий. Но девушка молчала, упрямо вздёрнув подбородок. Подобно стальным канатам, связывали её нерушимые путы устоев и правил, придуманных кем-то другим, тяжёлые цепи общественного мнения тянули к земле, заставляя отказаться от того, что подлинно, желанно… от него. Как он устал от этого — от неясности, недомолвок, не высказанных вслух слов. Не любовники, не враги, не друзья — такими они и останутся навечно.