— Ты как была, так и осталась слишком правильной, слишком категоричной для того, чтобы принять непростое и неоднозначное решение, — горько произнёс Бейбарсов. — Тебе уже не пятнадцать, решайся на что-нибудь сама!
— Я не заставляла тебя влюбляться в меня! — выкрикнула Таня в отчаянии.
Лицо Глеба дрогнуло, но он взял себя в руки:
— Да, Таня, — глухо ответил он. — Как и я не заставлял тебя влюбляться в меня.
— Что…
Она явно хотела сказать, что он заблуждается, оспорить это опрометчивое, нахальное заявления, оправдаться. Но Бейбарсов уже скрылся в лабиринте длинных стеллажей, исчез за поворотом, не дав ей договорить то ли вопрос, то ли недоуменное замечание.
Он совершенно позабыл о книгах, так и оставшихся лежать на пыльном полу библиотеки. Он буквально взлетел по ступенькам в свою комнату, с грохотом захлопнув дверь и запечатав её почти десятком заклинаний, так, чтобы даже ему самому было трудно выбраться наружу.
Глеб хотел остаться один, наедине со своей болью, невыразимой горечью, во тьме, холоде и мраке непроглядного одиночества, где нет никакой надежды, где среди всех останков его разбившихся чаяний была одна лишь любовь — непрошеная, безответная, бессмысленная и никому не нужная.
Комментарий к 10. Белые цветы, чёрные шипы
Несколько отменённых на неделе дел - и новая часть готова чуть раньше обычного:) Прошу прощения за возможные ошибки, вычитывала уже полусонная.
========== 11. Влажность ==========
***
Мне говорили: увидишь, и в горле затихнет звук,
кудри черные обволокут
плечо
и дракон,
что живет в позвоночнике,
тут же расправит крылья и опустит голову
на твои ключицы.
(Катарина Султанова. Мы случились однажды)
***
Коль буйны радости, конец их буен;
В победе — смерть их; как огонь и порох,
Они сгорают в поцелуе. Мёд
Сладчайшей сладостью своей противен,
И приторность лишает аппетита.
Люби умеренно — любовь прочнее;
Спеши иль нет — ты не придешь скорее.
(Уильям Шекспир. Ромео и Джульетта)
Звери — Говори
Земфира — Хочешь
Уже неделю на Буяне стояла невыносимая жара. Студенты и преподаватели задыхались от духоты, Милюля, русалка Поклёпа, сидела в огромной бочке, наполненной колотым льдом, и каждые полчаса заставляла бедного завуча освежать подтаявшие льдинки. Попряталась нежить, призраки затаились в самых тёмных и прохладных углах замка — хотя последние нисколько не страдали от раскалённого солнца, скорее поддались общей атмосфере изнеможения.
После сцены в библиотеке у Тани ещё несколько дней тряслись коленки. Стоило ей закрыть глаза, она слышала хриплый шёпот бывшего некромага, ощущала движения его крепких бёдер, толкавшихся к ней. Девушка сама не понимала, каким чудом ей удалось остановить это безумие, сбежать от жарких рук Бейбарсова, ласкающих её так умело, так неистово, что — как стыдно об этом думать! — она лишь нехотя сумела избавиться от этого наваждения.
Таня не была невинна, но почему-то именно в объятиях Глеба в ней просыпалась непонятная робость, девичья стыдливость. Было в нём что-то, какая-то дикая тёмная мужественность, заставлявшая покоряться его воле, слушать только его, принадлежать только ему. Каждым своим поцелуем, каждой лаской он будто клеймил Таню, делал своей. Ему даже не пришлось брать её, чтобы заявить свои права на тело и душу девушки — она была как будто скручена незримыми путами, и даже поверхностный взгляд другого мужчины заставлял её вздрагивать, потому что отовсюду за ней ревнивым коршуном следил Бейбарсов.
Спустя несколько дней после произошедшего она возвращалась с тренировки пешком, когда её догнал Карим Амирхан, красавчик-нападающий. Под мышкой он нёс свёрнутый в трубочку ковёр-самолёт.
— Давай помогу, — предложил он, кивая на футляр с контрабасом. В его голосе слышался лёгкий восточный акцент, что придавало юноше ещё больше очарования.
Таня улыбнулась:
— Спасибо, не нужно. Я так привыкла к его весу, что без контрабаса мне будет тяжелее.
— Красивый инструмент. И ты красивая.
Девушка растерялась. Комплименты в адрес своей внешности она слышала нечасто. Однако потом ей вспомнились слухи, дошедшие до неё в первые же дни после заступления на новую должность: Амирхан славился своей любвеобильностью, для него все девушки были красотками. Прищурившись, Таня окинула его критическим взглядом и вынуждена была признать, что, когда на тебя смотрят такие глаза, тебе говорят такие слова, то становится плевать, насколько это искренне.
Видимо, она не сумела спрятать своих мыслей, потому что ощутила лёгкое покалывание в районе затылка, и Карим поспешно сказал:
— Нет-нет, ты не думай, я не лгу! Ты очень красивая. А ещё ты летаешь так, что дух захватывает! Когда вас с тренером нет рядом, у нас все разговоры о тебе.
— Слушай, ты усугубил, — пробурчала Таня. — Ты только что признался, что вы обсуждаете меня за моей спиной.
— Мы говорим только хорошее! — заверил её восточный красавчик.
— Ни за что не поверю, — хмыкнула она.
— Но это правда! Мы все хотим научиться летать, как ты. Твой друг, говорят, даже магвазин открыл с таким названием, продаёт там навороченное полётное снаряжение.
Таня нахмурилась и мысленно сделала себе пометку узнать, наконец, как Ягун обозвал свою модную лавку. Они с Каримом уже подошли к мосту надо рвом. Пельменник с огромной дубиной на плече недовольно зыркнул на них единственным глазом и неохотно посторонился.
— Так что, может, согласишься дать мне пару уроков? — не отставал Карим. Он повернулся лицом к Тане и теперь пятился спиной вперёд, рискуя в любую секунду оступиться и свалиться в ров.
— Конечно, — серьёзно кивнула она, — записывай прямо сейчас, урок первый: ешь как можно меньше, чтобы стать лёгким и позволить своему транспорту свободно маневрировать. Чем незначительней твой вес, тем проще выполнить мгновенный перевертон.
— Ты же шутишь, да? — растерялся Карим, замедляясь.
— Нет, нисколько. Видишь, какая я худая? В этом кроется один из секретов моего успеха.
Карим остановился у самых дверей замка и захохотал. Таня с досадой поняла, что этому восточному принцу отсыпали не только красоты, но и чувства юмора.
— Ну хорошо, это был первый урок, — отсмеявшись, сказал юноша, слегка наклоняясь вперёд и заглядывая Тане в глаза. — А каким будет второй?
— Урок второй: прекратить попытки соблазнить каждую первую женскую особь на территории школы и за её пределами, — раздался низкий голос за спиной Карима.
Он резко развернулся, Таня заглянула за его плечо. У высоких двустворчатых дверей стоял, засунув руки в карманы, Глеб Бейбарсов. Девушка отметила, что на щеках его вновь пробивалась сизая щетина. Глеб смотрел на Карима, и в его холодных серых глазах полыхал гнев. Но когда мужчина перевёл взгляд на Таню, этот огонь никуда не исчез, лишь разгорелся с большей силой, когда помимо ярости туда, как поленья, добавились обида, и горечь, и желание. Тане стало дурно, к горлу подкатила тошнота.
— О чём это вы? — с вызовом поинтересовался Амирхан, шагнув навстречу Глебу. Он явно сразу увидел в нём соперника.
Бывший некромаг оглядел юношу лениво, но глаза его опасно сузились.
— Да будет тебе известно, парень, что воздержание полезно не только в повседневной жизни, но и в драконболе. Свой темперамент показывай на поле, нигде больше. — Он приблизился к юноше на несколько шагов и понизил голос до магнетического шёпота: — И уж точно не здесь. Ты меня понял?
Бейбарсов был выше Карима, но гораздо субтильней, однако это не играло никакой роли. Его движения, повадки, манера держать себя, обманчивая бархатность голоса —всё выдавало человека, уверенного в себе и своих действиях. Даже если это было лишь маской, Глеб вёл себя и говорил так, что в нём ощущалась спокойная, сдержанная власть, которая не нуждалась в утверждении.