На пороге действительно стояла она, по-прежнему сжимающая в руках мочалку и абсолютно сухое полотенце. Судя по всему, до душевых она если и дошла, то явно забыла, зачем.
— Можно мне войти? — растерянно поинтересовалась девушка, будто сама не до конца понимая, зачем ей это нужно.
Глеб неслышно выдохнул.
Он на взводе, потный и злой. На лице трёхдневная щетина, под глазом синяк. А она такая прекрасная, такая нежная в этом дурацком сарафане в полоску, и волосы, собранные в узел, на висках кудрявятся от влажности.
Он же знал, что нельзя этого делать.
Глеб, стой на месте.
Не подходи к ней, не трогай её.
Не впускай её в комнату.
Эти мысли испуганными птицами пронеслись в его голове за доли секунды, а потом он, слегка посторонившись, пропустил Таню внутрь и закрыл за ней дверь.
***
Они неловко стояли на пороге. Девушка с любопытством оглядывала комнату. Бейбарсову показалось, что в её глазах мелькнуло удивление. Когда она всё-таки решилась окинуть взглядом его самого, то сразу заметила бутылку, которую он всё ещё сжимал в руке. Глеб отставил её на стол, ощущая досаду и сожаление: он предпочёл бы, чтобы Таня не знала о том, что он выпивает.
А затем её взгляд остановился на скомканном журнале, валяющемся у стены. Зрачки девушки расширились.
— Не знала, что ты читаешь жёлтую прессу, — с досадой сказала она, первой нарушив молчание.
— Я не читаю. — Его голос хрипел, и он сомневался, что это пройдёт, пока Таня в комнате. — Его подбросили мне под дверь. Кстати, ты не видела никого, когда шла сюда?
Девушка отрицательно мотнула головой. По тому, как она смотрела на журнал, Глеб догадался, что ей известно содержание статьи. Возможно, им стоило поговорить об этом, но бывший некромаг не мог найти в себе силы, чтобы поднять эту тему. Несколько глотков крепкого алкоголя на голодный желудок сделали своё дело, и голова начала слегка кружиться.
— Таня, что ты хотела? — устало спросил он.
Она сделала несколько шагов вперёд и пристально посмотрела ему в глаза:
— Я пришла спросить напрямую: ты ищешь какой-то важный тёмный артефакт?
Бейбарсов моментально протрезвел. Откуда она узнала? Окинув её быстрым взглядом, он заметил, что девушка по-прежнему сжимает в руках свои банные принадлежности: костяшки её пальцев побелели от напряжения. Выходит, она ждала его ответа и волновалась, а значит, Таня знает далеко не всё. Однако врать или что-то придумывать сейчас у Глеба не было ни сил, ни желания. Поэтому он просто поинтересовался:
— С чего ты это взяла?
— Я видела книги, которые ты брал в библиотеке. Почти все они о теории ратной магии, о тёмных артефактах и способах их укрытия и защиты. Я видела, как ты пару раз заходил в запретный фонд. Видела, что ты много времени проводишь с академиком в Битвенном зале.
Глеб старался ничем не выказать изумления. Оказывается, пока он ходил около неё и подбирал слюни, как подросток, Гроттер успела выяснить почти всё о том, чем он занимается! Он облокотился на стол, сложив руки на груди и вскинув бровь.
— Ну допустим. Дальше-то что?
Казалось, Таня растерялась. Видимо, она думала, что он просто даст ей честный ответ.
— Я хочу знать, чем ты занимаешься и почему.
— Зачем тебе это? — его голос был напряжённым, вибрирующим.
— Потому что… — она запнулась, — потому что мне не всё равно.
Глеб смотрел на неё мгновение, растянувшееся в вечность. На то, как твёрдо Таня сжала губы после произнесённых слов, будто одновременно жалела о сказанном и бросала этим вызов. Как она сделала лёгкое, едва уловимое движение ему навстречу. Как в глазах её мелькнуло то, что он видел лишь однажды: болезненную, страшную тоску — точно таким же взглядом она смотрела на него, когда он покинул её после матча со сборной вечности.
Всё это длилось буквально секунду, а в следующую они уже с грохотом впечатались в дверь, к которой он оттеснил Таню. Она выронила мочалку и полотенце, которые упали куда-то им в ноги. Он слышал её сбивчивый шёпот, кажется, она просила его подождать, но он не мог…
Глеб хорошо помнил, как впервые поцеловал её — как будто нырнул с головой в холодную прорубь. Они стояли под дождём, губы Тани были влажными и дрожащими, а его — сухими и напористыми. Он помнил, как неистово колотилось в груди сердце, как весь остальной мир сузился до размеров крохотной пылинки: подуй на неё — и она исчезнет. Помнил, что успел лишь скользнуть языком по её нижней губе, когда Таня оттолкнула его — в её расширенных зрачках плескалось потрясение, стыд и… жажда большего.
Эти безжалостные подробности много лет терзали бывшего некромага днём и ночью, воспоминание о первом поцелуе с его рыжеволосой мечтой оставило глубокие зарубки в памяти, заставляя переживать всё снова и снова в надежде, что однажды это удастся повторить, вновь испытать те же острые, пронзительные ощущения и что когда-нибудь он перестанет умирать и заново рождаться при первом прикосновении любимых губ.
Но вот он вновь целовал Таню Гроттер, целовал уже не первый раз, однако облегчение не наступало. Ему хотелось ещё, и ещё, и ещё. Глеб обхватил её шею ладонью, пытаясь углубить поцелуй, но Таня слегка повернула голову, упираясь ладонями в его обнажённую грудь.
— Глеб, пожалуйста, подожди, давай поговорим…
С него было довольно разговоров. Решив пойти другим путём, Бейбарсов склонился, приникая к впадинке у основания её горла. Таня дёрнулась, зажатая между ним и твёрдой поверхностью двери.
— О чём ты хочешь поговорить, ммм? — его голос звучал глухо.
— Это всё… неправильно, так нельзя…
Глеб вскинул голову, прищурившись:
— Тебя тянет ко мне, не отрицай этого. И всегда тянуло. Я чувствовал это тогда и чувствую сейчас.
Девушка надавила на его плечи, вынуждая чуть отступить. Её глаза заволокло туманом желания, но она упрямо покачала головой.
— Неважно, что ты или я чувствуем. У меня есть обязательства перед Ванькой, перед друзьями. Я не могу так просто…
Глеб оборвал её, вновь рванувшись вперёд, запечатывая ей рот. Он слышал, как она мычит, снова пытаясь что-то сказать, и усилил напор, вынуждая девушку разомкнуть губы. Он жадно, почти грубо вторгся в её рот, и в нём на секунду вспыхнула радость, когда Таня почти мгновенно ответила.
Но затем он вспомнил слова, произнесённые ею секунду назад: «У меня есть обязательства перед Ванькой».
Валялкин, её жених.
Тот, к кому Глеб прежде ревновал неистовей всего, тот, кто отнял у него магию и любимую женщину. И его пронзила старая злость — едкая, желчная: не он был Таниной первой любовью, не он был тем, кто забрал её девственность, кто надел ей на палец кольцо.
Эта внезапная ярость вдруг подавила желание. Разорвав поцелуй, он склонил голову, обдавая Танину шею дыханием, в котором чувствовались пары водки.
— У тебя тоже расширяются зрачки и учащается пульс, стоит твоему жениху просто посмотреть на тебя? Ты так же растекаешься по стене, когда он целует тебя за ухом? —шепнул он, слегка касаясь губами её прохладной мочки.
— Прекрати… Прекрати! — задыхалась Таня.
— Что, Валялкин не может завести тебя одними словами?
— У Ваньки нет твоего опыта! Он не перетрахал в своё время половину Тибидохса!
Глеб усмехнулся:
— Никто бы ему и не дал. Да и, тем более, вы же хранили свой цветок друг для друга.
Звук пощёчины разлетелся по комнате гулким эхом. От удара у него дёрнулась голова. Бейбарсов медленно повернулся к Тане, вжимающейся в дверь: её губы прыгали. Он схватил руку девушки и, поднеся к лицу, нежно поцеловал пылающую ладонь, наблюдая, как у неё перехватывает дыхание.
— Никогда не смей поднимать на меня руку, ты поняла? — тихо процедил он. — Тем более в ответ на правду.
Глеб уже хотел разжать пальцы, как вдруг взгляд его упал на тонкий безымянный палец. Кольцо, подаренное Валялкиным, исчезло. Бывший некромаг пристально взглянул на Таню, задавая молчаливый вопрос.