Не успел Глеб стянуть ботинки и расстегнуть рубашку, как в дверь тихонько постучали. Он открыл, и в образовавшуюся щель рыжим всполохом просочилась Таня. Её тёплые губы встретились с его так стремительно, что он едва успел захлопнуть за ней дверь.
— Можно официально считать это нападением? — засмеялся бывший некромаг, обнимая худые плечи.
— Фактически объявлением войны, — пробормотала девушка, утыкаясь ему в грудь.
Он наклонился и втянул носом тонкий, чуть сладковатый запах, исходивший от непослушной копны волос. Усталость в один миг улетучилась, уступая место другому…
Глеб уже знал, как выглядит желание Тани — оно пропечатывалось на её лице, как некое тайное послание, и прочесть его мог лишь тот, кому оно было адресовано. Вот и сейчас в каре-зелёных глазах зажёгся огонь, который невозможно было спутать ни с чем другим: жажда. Жажда большего, чем просто невинные поцелуи в уголок рта, которыми он одаривал её сейчас.
И, подобно стремительному пожару, искры страсти перекинулись и на него, раздувая огонь так быстро, что Бейбарсов не поспевал за собственным вожделением.
В вопросах секса он всегда был таким — пылким, неистовым — но именно с Таней всё стало иначе: острее, сильнее. Только на неё он набрасывался с такой жадностью и трепетом, поражаясь, как его ещё не разорвало на части от сотни парадоксальных чувств.
Помешательство, безрассудство.
Но как сладко было раз за разом терять голову в объятиях женщины, которую он назвал любовью своей жизни.
Глеб потянул вниз молнию драконбольного комбинезона, который, как броня, укрывал от него тело Тани. В ослабленном вороте мелькнула маленькая крепкая грудь. Бывший некромаг наклонил голову, проводя языком по пленяющей ложбинке и ощущая солоноватый привкус пота. Таня запустила пальцы в его волосы и слегка потянула, усиливая почти болезненное нетерпение, охватившее Бейбарсова. До него не сразу дошло, что девушка ему о чём-то говорит. Задыхаясь, он поднял голову, пытаясь сфокусировать на ней взгляд.
— Я спрашивала, о чём вы говорили с академиком днём? — улыбаясь, поинтересовалась она, поглаживая подушечками пальцев чувствительную кожу у него на затылке.
До затуманенного мозга не сразу дошло, что отвечать на этот вопрос нельзя. Глеб уже открыл было рот, но затем резко отодвинулся от неё и прищурился:
— Ты что, хотела запудрить мне голову и узнать то, что тебе нужно? — ухмыльнулся он, наблюдая, как девушка, планы которой раскрыли, с досадой прикусила губу и попыталась отодвинуться, но он рывком притянул её обратно и заглянул в хитрые глаза: — Таня, я столько пыток выдержал, физических в том числе, что одного твоего, пусть и восхитительного тела недостаточно, чтобы заставить меня рассказать то, что тебе пока знать не нужно.
— Поспорим? — шепнула она.
— Ты провокатор, — вздохнул он, — ты это знаешь?
Она собиралась что-то ответить, но Глебу было уже плевать. Он толкнул её на постель, стягивая ботинки и принимаясь за комбинезон. Таня приподняла голову, наблюдая за тем, как он раздевает её, и улыбаясь его нетерпеливости.
— У меня остались ещё вопросы, Глеб, — мягко напомнила она.
— Потом.
Всё потом, не сейчас, не в эту самую минуту, когда у него в голове мутится от возбуждения. Скинув рубашку, он откинул назад лезущую в глаза чёлку и посмотрел на Таню — подцепив комбинезон на бёдрах, она потянула его вниз, открывая жадному взору Глеба своё худое, гибкое тело.
Что она там говорила в их первую ночь, опыта у неё мало? Таня успешно компенсировала это своей страстностью, горячностью, тем, как самозабвенно она отдавалась ему — неважно, на покрытой ли пеплом земле в алтайских горах, в пустой классной комнате или на его жёсткой кровати.
Он сглотнул. Ни сил, ни желания на прелюдию не осталось. Расстегнув брюки, Бейбарсов накрыл тело Тани своим и толкнулся вперёд, покрывая подставленную шею поцелуями-метками, которые распускались на тонкой коже, как цветы.
При взгляде на сокровище, дрожащее в коконе его рук, даже в миг самой безумной страсти бывший некромаг наполнялся нежностью. Нежностью, которую он так долго прятал в себе, боясь показать хоть кому-то. Он знал, что окружающие сочтут это слабостью. Глеб и сам так считал. Но только не Таня.
И он хотел дышать ею. Травиться. Гореть.
Наблюдать за девушкой было для него самым важным, это было центром его наслаждения. Видеть, как она плавится под его ласками, захлёбывается стонами, когда удовольствия становится слишком много, задыхается от ощущения того, как он движется в ней.
— Шшш, Таня… — ему до одури нравились её стоны, но Глеб не хотел, чтобы их услышал кто-то другой.
Эти звуки были только для него одного, предназначались только ему. Он замедлился и остановился, лукаво улыбнувшись в ответ на удивленный взгляд девушки. Бережно перевернув Таню на живот, он снова взял её, и от первых же толчков она охнула, вцепившись в простыню и комкая её в кулачке. Накрыв её руки своими, Глеб вновь уткнулся носом в копну волос, вдыхая их аромат.
Он глубоко погружался в неё, стараясь сдержать рвущийся из груди стон наслаждения, стараясь держать в узде острые, сладкие спазмы, начавшие зарождаться где-то внизу позвоночника. Удовольствие Тани всегда было первостепенным. Глеб немного замедлил толчки, чтобы она смогла поспеть, но девушка как-то странно вздрогнула под ним и жалобно выговорила:
— Нет, нет, быстрее…
Разве он мог отказать ей? Бейбарсов тут же повиновался её невнятным просьбам, задвигавшись яростно, жадно, сбивая дыхание обоих. Он готов был всегда делать так, как прикажет Таня, однако никогда не признался бы ей в этом.
Почувствовав знакомую пульсацию, Глеб протянул руку и зажал рот девушки, стараясь заглушить её стоны, помня о том, что буквально через стенку от них находятся его сёстры. И это было последним осознанным действием — потом всё потонуло в удовольствии, которое обрушилось бушующим водопадом. Глеб задохнулся, всем телом вжимаясь в распростёртую девушку, когда ослабевшие руки подвели его. Стёрся окружающий мир, и на его место пришёл трепетный восторг и признания, произнесённые дрожащими губами.
Спустя несколько минут они лежали в объятиях друг друга: Таня на спине, а Глеб — на её животе, обводя поцелуями маленькую впадинку пупка. Девушка гладила его голову, перебирая влажные тёмные пряди.
— Глеб? — позвала она тихонько.
— Ммм, — глухо откликнулся он, не желая отрываться от неё.
— Я… хотела спросить: как часто ты пьёшь?
Бейбарсов замер, а потом попытался отодвинуться, но цепкие пальчики в волосах не дали ему этого сделать. Таня внимательно смотрела на него, продолжая прижимать к себе. Поняв, что проигнорировать вопрос не получится, он глубоко вздохнул:
— Лучшего времени ты, конечно, выбрать не могла?
— Я подумала, что, раз уж мы стали ближе некуда, стоит сразу закрыть вопросы о том, чем мы прежде друг с другом не делились. Тем более теперь, когда я согласилась на твою авантюру с браком.
Помолчав немного, он неохотно ответил:
— Сейчас редко, максимум раз в месяц. Не волнуйся, я не собираюсь продолжать пить, когда мы поженимся.
Таня замерла, а потом немного привстала, откидываясь на подушки. На её лице читался шок, однако голос, когда она заговорила, оставался спокойным:
— Это… это из-за всего, что произошло, да?
Глеб кивнул, отворачиваясь. От их безумный действий в кровати одеяло сбилось в изножье, и мужчина поправил его, натягивая на их обнажённые тела. Ему не хотелось продолжать этот разговор, но он чувствовал, что Таня права: она имела право знать. Тем более теперь, когда на её пальце поблёскивает символ, которым они скрепили все свои обещания.
— Что ещё ты хочешь знать?
Девушка откинула одеяло и подползла к нему. Её нагота отвлекала Глеба, но он сосредоточил свой взгляд на лице, которое сейчас было обращено к нему с мольбой и пониманием.