Больше мы с ним не обсуждали эту проблему. Людмила помогла Юле сойти по ступенькам лестницы на улицу и усадила ее в машину. Мы поехали.
— Мама теперь каждый день ходит в церковь, — сказала Юля, когда мы ехали по шоссе на Осиновую Рощу. — А к нам в дом зачастили всякие старушки. Некоторые очень сочувствуют и переживают, а некоторые — очень противные.
— Как и все люди, наверное, — заметил я. — А чем ты занимаешься целыми днями?
Улыбка тронула Юлины губы.
— Я нахожусь в долине смертной тени, — ответила она спокойно. — В долине смертной тени ничем не занимаются. Там только видят чудесные сны.
— Ты принимаешь таблетки? — уточнил я и тут же вспомнил, что они должны были уже закончиться, но Юля не просила меня принести ей еще. Может быть, они с Людмилой нашли еще какой-то канал, чтобы получать их?
— Нет, у меня больше нет в этом никакой необходимости, — сказала Юля. — Вообще, теперь я понимаю, какая я была дура прежде. Я одурманивала себя наркотиками в то время, как жизнь была так полна, так прекрасна… Все начинаешь ценить только потом, когда этого лишаешься. Но таблетки мне стали больше не нужны. У меня появилось столько других возможностей.
— Каких? — не понял я, и Юля, промолчав, сказала:
— Даже не знаю, как тебе это объяснить… Я ведь уже говорила тебе, что у меня открылось внутреннее зрение. Если Бог что-то отнимает у человека, он обязательно дает что-то взамен. Просто люди иногда не замечают этого.
— Но не Бог отнял у тебя глаза, — сказал я. — Это сделали люди, причем какие-то полные подонки. Вовсе не Бог.
— Мама теперь тоже так говорит, — сказала Юля. — Но это одни отговорки. Ничего не происходит на земле без Божьей воли. Странно говорить, что Бог всемогущ и не признавать того, что без Его воли ничто не может случиться. Так что эта уловка не проходит… Так вот, я говорила о том, что Бог дал мне взамен внутреннее зрение. Стоит мне потрогать человека, и я уже очень многое о нем чувствую. В этом нет никакого чуда, я думаю. Потому что я не знаю, а именно чувствую другого… И я способна чувствовать про других людей на расстоянии. Вот недавно я буквально увидела вдруг, как мама лежит где-то на земле, и почувствовала, как ей больно. Когда мама пришла домой из церкви, она рассказала, что у нее по дороге подвернулся каблук и она очень больно упала на кривом тротуаре.
— И что же ты чувствуешь про меня, например? — спросил я, не ожидая услышать в ответ никакого откровения.
— О, — сказала Юля и замолчала.
— Тебе нужно меня потрогать? — шутливо поинтересовался я и, оторвав руку от руля, положил на ее ладонь.
— О, — повторила бесстрастно Юля и убрала свою руку. Лицо ее оставалось спокойным, и это теперь нравилось мне больше, чем те минуты, когда она улыбалась. Улыбка у Юли была очень странная и страшная. Когда знаешь, что она слепая и вместо глаз у нее пустота под темными стеклами огромных очков, эта улыбка казалась совершенно сомнамбулической…
— Я и почувствовала, — произнесла наконец Юля тихим голосом. — Просто не имело смысла об этом говорить.
— Что ты про меня почувствовала? — удивленный, спросил я. Мне все еще не верилось, что то, что рассказывает Юля об открывшихся у нее способностях — правда.
— У тебя появилась женщина, — сказала она как бы нехотя. — Ты сошелся с ней совсем недавно, но она тебя уже очаровала. Ты хотел это от меня услышать? Или нужно сказать тебе что-нибудь еще?
Обескураженный, я молчал, напряженно глядя на дорогу. Миновали пост ГАИ в Осиновой Роще…
— Она блондинка, причем яркая, — продолжила Юля, но тут я прервал ее. Мне все же удалось взять себя в руки после шока, и я попытался управлять ситуацией.
— Не надо больше об этом говорить, — попросил я. Это и в самом деле было совершенно невыносимо.
— Конечно, не надо, — охотно согласилась Юля. — Кстати, я и не собиралась об этом говорить. Просто так вырвалось… Ты попросил сказать о тебе, вот я и сказала… Ты не расстраивайся, Феликс, я удовлетворена всем этим.
— Удовлетворена? — вздрогнул я при этом неожиданном слове.
— Ну да. В конце концов, я ведь сама попросила тебя завести себе другую женщину, — подтвердила Юля. — Мне так легче с тобой общаться. Да, именно легче, — повторил она, подумав мгновение.
— А мама и в самом деле стала очень верующей, — сказала Юля, переводя разговор на другую тему. — Папе это совсем не нравится, только он ничего не говорит об этом, а я не спрашиваю, почему.
— Ну, он все-таки бывший партийный работник, — сказал я.
— Нет, — засмеялась странным смехом Юля. — Не поэтому… Он не смеется над мамой, но не одобряет. Особенно его раздражает один священник. Он к нам заходил пару раз и со мной разговаривал. Кстати, он подтвердил твои слова о том, что «долина смертной тени» из Библии — это о смерти, а не о слепоте. Так что ты, оказывается, знаток Библии, Феликс… Так вот, я разговаривала с этим священником, он такой старенький и очень добрый. Я это почувствовала. А папа его прямо терпеть не может. На дух не переносит. Когда тот в последний раз пришел, папа даже ушел к себе в комнату и хлопнул дверью перед самым его носом.