Манеры же Аркадия Моисеевича рождали в нем брезгливость и отвращение. Душегуб, кровопийца, а смеет одеваться так модно и оригинально. Старается подражать молодым людям.
На голове у доктора был берет, и не простой, а джинсовый, вышитый яркими нитками. Скелету не удалось рассмотреть издали характер узора, но он был уверен, что там вышито что-то омерзительное.
Дальше шел джинсовый костюм — куртка и брюки. Все было голубого цвета, очень дорогое на вид. И отличные башмаки — из желтой кожи, на довольно высоких каблуках. Каблуки, вероятно, казались хозяину чрезвычайно подходящими, потому что он сам был очень маленького роста и походил бы на карлика, если бы не каблуки его заморских ботинок.
Наряд дополняла клетчатая рубашка ярких тонов, как у юнца. «Пугало, да и только», — решил Скелет. Но тем не менее ему надо было непременно каким-то образом познакомиться с этим уродом.
Вообще-то Скелет не был сторонником теории Ламброзо и не считал, что внешний вид человека обязательно говорит о имеющихся у него преступных наклонностях. Однако, вид Аркадия Моисеевича не оставил его совершенно беспристрастным.
В конце концов Скелет решил, что наилучшим способом вступить в контакт является якобы случайное знакомство.
После окончания рабочего дня Аркадий Моисеевич, как всегда, вышел из своего морга и направился по магазинам. Он купил буханку белого хлеба, потом в гастрономе еще что-то, и по дороге домой зашел в рюмочную.
Там его уже давно ждали. Правда, никто не знал, чем он занимается. А то, если бы узнали, что он целыми днями потрошит трупы и пишет заключения о смерти, ему не улыбались бы так приветливо.
Он вошел в рюмочную, и увидевший его бармен тотчас же принялся изготавливать любимый напиток своего постоянного клиента.
Он взял бутылку коньяка и налил сто граммов в большой отмерочный стакан. Потом туда же налил точно такое же количество шампанского, и «бурый медведь» был готов…
Такой вкус выдавал в Аркадии Моисеевиче старого любителя красивой жизни. «Новые русские» не знают этого напитка. Когда Аркадий Моисеевич только начинал формировать свои вкусы и, в частности, пристрастился к «бурому медведю», нынешние нувориши еще ходили пешком под стол и тупыми глазами наблюдали, как их отцы дрожащими руками смешивают пиво с водкой…
Аркадий Моисеевич принял из рук бармена свой стакан и с удовлетворенным видом присел за столик у окна.
Он некоторое время не притрагивался к напитку и сидел над ним, почти свесив в стакан свой длинный крючковатый нос. Краем глаза он лениво смотрел на улицу, где за грязноватой занавеской мелькали прохожие.
Потом он сделал небольшой глоток и прикрыл свои маленькие, близко друг от друга посаженные глаза. Он наслаждался. Наверное, он целый день резал трупы незнакомых ему людей и мечтал об этой минуте.
Во время второго глотка он заметил, что к его столику уверенно направляется мужчина в куртке из дешевой турецкой синтетики и со стаканом шампанского в руках.
— Вы позволите? — он склонился над Аркадием Моисеевичем, взявшись одной рукой за свободный стул.
Мест в баре было еще много, и появление незнакомца раздражающе подействовало на доктора.
«Как будто мест в зале мало свободных», — подумал он. Теперь вот этот привяжется с пьяными разговорами, начнет изливать душу.
«Вечно эти русские алкаши пристают с душевными излияниями, — с брезгливостью подумал Аркадий Моисеевич. — Одна и та же история. Сначала изливать душу постороннему человеку, а потом озвереть от водки и начать хулиганить».
Тем не менее Аркадия Моисеевича смутило то, что человек держал в руках стакан с шампанским, а кроме того, старинное выражение «Вы позволите?» напоминало не советскую распивочную, а что-то из блоковской поэзии. Наверное, так спрашивали «по вечерам над ресторанами»…
«Культурный алкаш, — подумал он. — Спившийся интеллигент». Но делать было нечего, и Аркадий Моисеевич, брезгливо оттопырив нижнюю губу, сдержанно ответил:
— Пожалуйста.
— Вроде жара спадает, — сказал человек, садясь и немедленно начиная разговор. Все было так, как доктор и предвидел. Теперь надо как-то быстро допивать свой стакан и уходить…
— Устали после работы? — участливо спросил малый, отпивая большой глоток шампанского и облизывая губы.
— Устал, — коротко ответил Аркадий Моисеевич, чтобы не связываться. Пусть себе поговорит, лишь бы все было тихо и спокойно. Чтобы без скандала встать и уйти от греха.