— Домой идете? — все так же добродушно пытался его разговорить незнакомец. Но с Аркадием Моисеевичем такие штуки не проходили. Он был пожилой человек и достаточно видел в жизни, чтобы не связываться с незнакомцами. Особенно с выпившими незнакомцами, да еще в распивочной.
— Покупки сделали? — поинтересовался человек, бросая взгляд на сумку доктора.
Аркадий Моисеевич промолчал и отвернулся к окну. Он терпеть не мог скандалов и, между прочим, не верил, что могут по-хорошему, добром заканчиваться случайные знакомства со случайными людьми.
Все эти разговоры с пьяными ему претили, и он не понимал, какую прелесть находят люди в таких вещах.
Вспоминался Мармеладов, пьяный чиновник из «Преступления и наказания», и его нелепая фраза: «А позвольте, милостивый государь, обратиться к вам с разговором приличным…» Аркадий Моисеевич не понимал ни этого Мармеладова, ни слушавшего его Раскольникова.
Впрочем, он вообще терпеть не мог Достоевского за всякие непонятные нагромождения страстей и глупых поступков безрассудных людей. Ему это было чуждо и неприятно. Он любил Шолом-Алейхема. Вот где чистота чувств героев, и чистота, незамутненность изображения!
Вот где вещи называются своими подлинными именами — добро добром, милосердие — милосердием, а подлость — подлостью. И Шолом-Алейхем не ищет оправдания подлецам и осуждает порок. Он, подобно больному человеку Достоевскому, не извращает понятия морали и не требует от читателя сходить с ума вместе с ним…
— Мне пора, — сказал Аркадий Моисеевич, вставая. Он уже допил свой стакан и теперь приходилось только сожалеть о том, что ему не пришлось сегодня спокойно посидеть и посмотреть в окно. Вечно какая-нибудь пьяная скотина привяжется с разговорами и не даст человеку отдохнуть после работы…
Аркадий Моисеевич направился к двери, но человек встал и догнал его.
— Вы не позволите мне вас проводить? — сказал он вежливо.
Аркадий Моисеевич остановился, тяжелым взглядом смерил незнакомца и выразительно повернул голову к бармену. С барменом они не были знакомы, по тот знал этого старика, который заходил сюда каждый день и заказывал всегда одно и то же. Нормальный такой старик, тихий и безобидный…
— Эй, у вас какие-то проблемы? — обратился бармен строгим голосом к незнакомцу из-за своей стойки. Он понял, что старикан как бы просит защитить его от приставшего хулигана. Ну, положим, рисковать своей жизнью бармен не стал бы, но отчего же не помочь человеку, тем более пожилому.
— Вам что-то надо от гражданина? — повторил он, давая понять, что не собирается оставаться безучастным.
Но не тут-то было. Незнакомец сделал шаг в сторону бармена и, приятно улыбаясь, сказал:
— Не беспокойтесь, пожалуйста. Просто я хотел Поговорить с Аркадием Моисеевичем. Вы ведь не возражаете, Аркадий Моисеевич? — он повернулся к доктору.
Ситуация мгновенно прояснилась для всех. Доктор опешил, потому что незнакомец назвал его по имени значит, оказался вовсе не случайным человеком. Кроме того, он оказался совершенно трезвым, а недопитый стакан с шампанским оставил на столе, Алкаши так не поступают ни в каких случаях… Бармен понял, что ситуация серьезнее для старика, чем предполагал. Ему тоже стало ясно, что этот человек не хулиган, и что ему что-то серьезное нужно от посетителя.
Он не знал, что, но было понятно, что раз он знал того по имени, у него обдуманные намерения, а нарываться бармен не хотел. У него была не такая профессия, чтобы нарываться… Он слишком поздно закрывал бар и возвращался домой по пустым улицам… Он быстро опустил голову и сделал вид, что возится с неисправной кофеваркой.
Аркадий Моисеевич вышел на улицу, поняв, что теперь отвязаться будет трудно. Да и потом нужно ведь было выяснить, что нужно от него этому странному человеку.
В последний раз такая же история произошла с Аркадием Моисеевичем в сорок девятом году. Он собирался с женой Софочкой поехать в Сочи, и они уже с чемоданами приехали на Московский вокзал.
Кругом суетились люди, Софочка была в соломенной шляпе с синей каймой, которую она купила на барахолке, готовясь на юг. Сам же Аркадий Моисеевич тогда был гораздо моложе, чем сейчас, и на нем были шикарные брюки, он их как сейчас помнил… Эти брюки остались ему еще от брата Зямы. Зяма купил их в тридцать пятом году. Это были белые брюки, летние, очень красивые.
Зяма ходил в них летом, и Аркадий ему завидовал. Они оба были бонвиваны, но конечно, в таких брюках Зяма был неотразим, и Аркадий именно поэтому не мог с ним соперничать.