Едва мы вошли, как Хельга бросилась готовить кофе. Она быстро сварила его, найдя все самостоятельно на кухне, и принесла в комнату. Там она поставила поднос на низкий столик у кресла, на котором я сидел, а сама опустилась на ковер у моих ног.
Она подобрала свое длинное платье, и я увидел, как красивы ее согнутые колени в чулках светло-телесного цвета…
Хельга налила кофе и подала мне чашку. Потом она положила голову ко мне на колени и потерлась щекой о ткань моих брюк, совсем как кошечка. Потом она посмотрела на меня грустно и чуть виновато и сказала:
— Наверное, я не права, и ты сейчас рассердишься, милый… — Голос ее звучал робко и неуверенно. Странно было слышать такие интонации от такой уверенной в себе блестящей женщины. — Но я все же должна спросить у тебя, — продолжала Хельга, — и ты поймешь меня… Эта девушка, которую мы встретили, — она была твоя возлюбленная?
Я понял Хельгу. Женщина всегда остается женщиной. Она может вести себя как угодно, но пересилить некоторые свойства женской природы не может. Конечно, она должна была узнать у меня про Юлю.
Врать я никогда не любил. Тем более не считал нужным делать это сейчас. Зачем? В конце концов, сейчас я был с Хельгой, а Юля осталась в прошлом. Больше она уже не была моей возлюбленной.
— Так вы были близки? — спросила опять Хельга. — Расскажи мне, не бойся, я пойму тебя. Не думала же я, что ты был один все эти годы.
— Была, — ответил я спокойно. — Юля была моей невестой, а не только возлюбленной.
— Она ведь слепая, — сказала осторожно Хельга и замолчала.
— Не всегда же она была слепая, — ответил я, и мне пришлось рассказать о том, что случилось с Юлей. Я ничего не стал рассказывать о том, что сначала был близок с Людмилой. Мне показалось, что это было бы слишком, да и обстоятельства не вынуждали меня быть столь подробным и откровенным. Но про несчастье с Юлей я рассказал.
Хельга слушала меня, положив мне голову на колени и глядя на меня строго, серьезно, не мигая. Она была потрясена чудовищностью того, что я рассказал.
— Даже не верится, — наконец произнесла она, встряхнув волосами, когда я закончил. — Никогда бы не подумала, что такое зверство возможно. Именно этим и вызвано твое появление в нашей больнице?
— Конечно, — ответил я. — У нас есть все основания предполагать, что все это творится в морге больницы. Это весьма подходящее место.
— Но почему именно в нашем морге? — удивилась Хельга. — В городе столько больниц и еще больше моргов. Отчего же именно у нас?
Я не стал рассказывать Хельге о Скелете и о том, каким образом он вышел на эту больницу. Просто ответил, что нанятый мною детектив заинтересовался их больницей.
— Вот почему ты так хотел познакомиться с Аркадием Моисеевичем, — облегченно вздохнула Хельга. — А я-то понять не могла, отчего у тебя такое тяготение к моргу и работе в нем… Так неужели ты думаешь, что Аркадий Моисеевич как-то причастен к этому жуткому варварству? Он вообще-то не похож на злодея.
— Никто не похож на злодеев, — ответил я. — Тем не менее преступления совершаются, и результат ты сегодня видела на Юле. Наверняка это сделали люди, которые внешне не напоминают бандитов… Так что причем тут внешность?
— Ты прав, — вздохнула Хельга. — Какой все-таки ужас ты мне рассказал. Просто мурашки по коже идут. Я все не могу успокоиться от твоего рассказа.
Я и в самом деле видел, что Хельга потрясена моей историей. Она была напряжена, и лицо ее утратило безмятежное выражение. Глаза теперь горели, а губы кривились в мрачной улыбке.
— И ведь носит же земля таких негодяев, — сказала она, уставясь в одну точку.
— Самое ужасное во всем этом — то, что скорее всего делают все это врачи, — произнес я. — У меня не укладывается в голове именно это.
— И ты хочешь проникнуть в наш морг, чтобы выяснить все про Аркадия Моисеевича? — спросила Хельга. Она помолчала. — Это очень умно с твоей стороны. Конечно, раз уж есть такое подозрение на него, то следует все выяснить. Он ведь и в самом деле очень неприятный тип. Замкнутый, никогда не улыбается, ни с кем не разговаривает.
Хельга закурила сигарету, руки у нее подрагивали. Она была, видимо, возмущена мыслями о том, что среди нас ходят вот такие люди…
— Знаешь, — сказала она после некоторого раздумья. — Ты мне все сейчас рассказал, я подумала и посмотрела на все иными глазами… В принципе, если задуматься, то Аркадий Моисеевич вполне может иметь какое-то отношение к этому ужасу. Он ведь и на самом деле очень тяжелый человек. Такой может заниматься тем, о чем ты мне рассказал.