Я открыла в телефоне папку «АРХИВ» и фото. Ввела пароль. Палец замер над иконкой в раздумьях. Последний раз я открывала его давно. На собственную свадьбу и потом… в тот день. День смерти отца Мэдера. Сидела около стены, рыдая в голос и пыталась оттереть кровь с пальцев. Мне тогда нужно было все, что у меня есть: мое мужество, сила, вера, надежда, все осколки любви, даже если это скорее алмазная пыль.
На фото была открылка, которую она мне написала. И сама же сожгла. Я потом видела скукоженный кусочек цветного картона с позолотой среди пепла в камине. На обратной стороне все еще видны буквы, написанные витиеватым женским подчерком: «…лю. Мама».
На фото видна часть светлого платья, носок бежевой туфли, ее левая рука, короткие ногти, которые она никогда не красила и огромный перстень на большом пальце, которые отдал ей отец перед смертью. Он был ей велик и часто спадал. В те дни, после его смерти, моя злость на нее сменилась недоумением… она ходила словно сомнамбула, постоянно гладя его кольцо на пальце. Я думала она не любила его. Думала, она забьет на его смерть, просто вычеркнет из своей жизни, как мусор. Это же брак по расчету, она всегда была такой презрительной и надменной. Всем была недовольна. А он ее любил…
Но… получается… и она его… тоже? Любила? Такая любовь? Точнее даже не так. И это тоже любовь? Сломанная, исковерканная, но все равно любовь? И к нам получается тоже? Почему я не видела ее, когда мне это было так нужно? И почему несмотря на боль отец – видел?
«Мариса, - я даже вспомнила, как она всегда делала паузу, когда обращалась ко мне и наводила на меня взгляд миндалевидных темно-карих глаз, - я сожгу это письмо, а это фото ты спрячь. Мое время пришло. Мне нужно идти. Я мало дала тебе в жизни, но это все, что у меня было. Не всем в жизни суждено быть матерями. А хорошими и подавно. В тебе есть сила, которая роднит нас с тобой. Возможно, ты станешь лучшей версией меня. Прости, что моя любовь отравила тебя. Люблю. Мама.
P.S.: всегда помни, кто главный человек в твоей жизни. Мужчин много, а ты одна.»
Я никогда не показывала это сестре, это было так лично и так больно. Каждый раз, когда мне было нужно что-то свыше, я перечитывала это письмо, особенно ту последнюю строку и плакала. Потому что несмотря на то, что я безумно была похожа на мать, особенно тем, что всегда в ней ненавидела, я так никогда и не научилась поступать так. Быть верной самой себе. Вопреки мужу, семье и даже маленьким детям.
Я закрыла фото и сделала долгий глоток кофе. Мама, почему ты передала мне худшие свои черты, а вот это – пресловутая любовь к себе и подобное передать не смогла?
Она тогда и правда ушла. Просто ушла из дома, не взяв телефон, деньги и документы. И больше никто ее никогда не видел. Мэдди верит, что она сбежала с каким-нибудь любовником, бросив нас с ней, я же… что она покончила с собой. Иначе бы она не забрала перстень отца с собой.
«Я сейчас занят, освобожусь полностью только через час. Или можем поездить вместе» - я задумчиво перечитала СМС от Валлэка, а потом скинула ему адрес кофейни. Интересно, и что за дела у него такие?
Часть 8
Его машина остановилась около входа и я, схватив сумку и палантин с соседнего стула, вышла из кофейни. Валээк мне улыбнулся, и пока я садилась и пристегивалась, вдруг строго спросил, глядя в зеркало заднего вида:
- Что нужно сказать?
Я озадаченно поворачиваюсь сначала к нему, а потом назад.
- Здрасьте.
Пацан лет десяти развалился на заднем сидении и был пристегнут сразу двумя ремнями безопасности. Крест-накрест. Нескольких зубов не хватало, чумазый, исцарапанный, да и еще одна рука в гипсе. От его какого-то слишком взрослого взгляда, которым он оценивающе проходится по мне сверху вниз, мне становится не по себе.
Это еще кто?
Я набрала на планшете и показала текст Валлэку, не озвучивая: «Твой сын?». И в этот момент я больше всего надеялась, что он не ответит мне «Да». За секунду в моей голове пролетают десятки сценариев. С чего я взяла, что у него не может быть девушки? Жены? Или бывшей жены? Детей? Да даже внебрачных детей?
- Нет. Это то, что твой муж называет проблемой. – Валлэк мне улыбается, но его лицо напряжено. Он разрывает визуальный контакт и отвлекается на дорогу, выезжая из подворотни.