Что ж… этот дом явно не предполагал дам на каблуках.
- Помочь? – Я покосила на Валлэка, у него был насмешливый голос, а сам он протягивал мне руку. Я хотела отказаться, но при следующем шаге же была вынуждена неловко схватиться за него. Пришлось согласиться
. Он чуть присел и, подхватив меня на руки, в три каких-то неведомых гигантских шага преодолел расстояние до деревянного настила перед домом, видавшего времена и получше.
Когда мои ноги снова коснулись земли, я чуть покачнулась, но вовремя ухватилась за перила. Однако переступая с ноги на ногу, тут же застряла каблуком между грубо отесанных досок.
Черт.
- Да уж… надо будет как-нибудь тут все заменить. Стой ровно, - Валлэк, наклонившись, медленно высвобождал мою лаковую туфельку из заточения, что-то приговаривая.
И в тот момент, когда мой каблук практически был высвобожден, раздался характерный звук. Валлэк замер, я, балансируя на одной ноге и поджав под себя вторую словно цапля, – тоже.
И вдруг я поняла.
Это и есть последняя капля.
Я опустила ногу на деревянный настил и вторую ногу тоже выпутала из садистских объятий туфли. Ноющая стопа отозвалась благодарностью. Когда Валлэк встал, оказалось он намного выше меня без каблуков.
- Прости… - Начал он. – Это же не страшно, да? Всего лишь туфли…
Наши глаза встретились.
- Не расстраивайся, я куплю тебе новые.
Я замотала головой. Как будто новые туфли починят мою жизнь. И меня.
Пальцы разжались и из них посыпались на землю вещи: очки, планшет, перчатки, которые я успела стянуть с себя; сумка и из нее брызгами ключи и косметика.
В голове мелькнула мысль: «Я больше не вынесу».
Я просто так больше не могу…
- Мариса?.. – Удивленно-вопросительный тон. - Принцесса моя… Мара…
Моё детское прозвище, которое когда-то дала мне Мэдди, когда она еще была просто любимой сестренкой, и которое до безумия обожал мой отец, а сейчас откуда-то взявшееся в его голове, да еще сказанное с такой нежностью… Прозвище выбило из меня остатки уверенности, словно отбрасывая в пучину отчаянья. Перед глазами поплыло: смерть отца, отчаянье, сестра, отдалившаяся и ставшая чужой, мама и ее открытка, одиночество, точившее изнутри.
Слезы градом катились из глаз, я почти упала на колени на этот грязный деревянный настил, холодный и мокрый, от которого промокли чулки и начали замерзать пальцы. Валлэк подхватил меня, прижимая к себе и убаюкивая словно ребенка. Его голос проникал куда-то в самое сердце, но слов я не понимала. Я обняла его за шею, прижимаясь щекой к колючему свитеру и беззвучно роняя на плечо слезы.
Валлэк увлек меня за дверь, продолжая что-то шептать, одной рукой отпирать дверь, а второй рукой удерживая меня. Через минуту меня усадили на диван, на котором я ощутила себя какой-то песчинкой. Валлэк отошел, оставляя меня одну, я рухнула на диван, отворачиваясь и подтягивая колени к себе. И даже когда он вернулся, я просто закрыла глаза, погружаясь в темный затягивающий омут.
- Эй… принцесса. – Я повернулась к нему. Он сидел на корточках перед диваном. – Иди ко мне.
Он сел рядом на диван, позволяя мне подтянуться повыше и положить голову ему на колени. Я закрыла глаза, погружаясь в медитативное тепло. Огромная ладонь взмывает и медленно опускается мне на голову, через секунду мои волосы высвобождаются из-под плена длинной металлической шпильки. Аромат духов и кондиционера накрывает меня удушливой волной. Он ассоциируется с Мэдером и тем местом, «нашим» домом. Убираю их и вытираю ладонью слезы.
Я не знаю, сколько мы так сидели, пока он перебирал мои волосы и будто бы что-то напевая, а я, почти засыпая, роняла слезы на его колени и перекатывали грубые и тяжёлые мысли в своей голове. Сценарии, как в плохом кино, то всплывали, то растворялись на середине, межуясь с фразами знакомых мне людей. Я так устала с этим бороться в своей голове. Эта тоска во мне была похожа на огромную чёрную пустоту, которая затягивает стоит мне остановиться, замедлиться или обернуться. Там огромное антрацитовое озеро, поглощающее солнечный цвет. Горькое как все лекарства в мире. Столько лет моей единственной задачей была одна - выжить. Мне просто было некогда разбираться с какими-то озерами грусти в своей собственной душе. Но после того, как голос пропал, отрезав меня от мира и четко разделив, год нахожусь я и где все остальные, мне пришлось обернуться. И мне не понравилось.