Пару минут они сидят молча, уставившись кто в пол, кто в потолок. Наконец, Ландерс снова берёт слово:
— Мне Флаке сказал, что с тех пор, как он здесь, у него всё хорошо. И что-то мне подсказывает, что это и твоя заслуга. Так что можешь рассчитывать на мою полную поддержку по любым вопросам. Мне этот человек дорог, но я так и не нашёл в себе сил стать полноценной частью его жизни с тех пор, как мы перестали быть детьми. Будто он заразный что ли, будто если я буду рядом, я замараюсь. Но иногда мне кажется, что я просто не достоин быть рядом. Он вроде как блаженный в моих глазах — странный, непонятный, грязный и святой. И да... Мне очень стыдно об этом говорить.
Некоторое время Ландерс теребит пустую чашку в руках, опустив глаза и поджав губы. Стас с интересом разглядывает его — этого необычного человека, который вот так, сквозь пару фраз, вдруг перестал его бесить и заставил проникнуться сочувствием. Необъяснимым и таким простым человеческим сочувствием. Теперь вся кривая их со Шнайдером взаимоотношений как на ладони — Ландерс потерял с ним связь по доброй воле, но через сожаление, а Шнай всё это время хранил память об этой связи фантомно, сюрреалистично, прекрасно осознавая её иллюзорность, никогда не требуя большего, и при этом не обвиняя друга ни в чём. Это кем надо быть, чтобы на протяжении десятилетий считать самым близким человеком того, кто, может быть, и сам считает себя таковым, но никогда в этом не признается? Не иначе как блаженным.
Стас поднимает взгляд на Ландерса, сидящего спиной к открытой двери кабинета, и беззвучно матерится. В дверях стоит Шнайдер. По румяным щекам и снежинкам на волосах видно, что он только что с улицы и вряд ли пробыл здесь долго, но всё же, что-то он наверняка успел услышать.
— Привет, Пауль, — говорит он в спину до этого момента не подозревающего о его присутствии Ландерса. — Рад наконец тебя увидеть.
Они очень долго обнимаются без слов, без лишних движений, пока Ландерс не вырывается из объятий друга.
— Увидимся позже, мне пора, — бросает он и смывается прочь.
Шнайдер проходит вглубь помещения и усаживается на стул, где только что сидел Пауль — прямо напротив в Стаса.
— И что он тебе рассказал? — его руки сложены в замок возле рта, в его глазах вызов и отчаяние одновременно.
— Всё, — твёрдо и односложно отвечает Стас.
— Понятно. И что теперь?
— В смысле?
— Теперь у тебя есть целых две причины меня ненавидеть — за то, какой я есть, и за то, что скрывал от тебя это.
— Теперь мне страшно.
— Страшно, что связался со мной? Понимаю. Понимаю, — Шнайдер опирается локтями о поверхность стола и опускает лицо в раскрывшиеся ладони.
Кажется, будто его плечи мелко дрожат, или это не кажется. Когда же его дыхание становится поверхностным и прерывистым, сомнений не остаётся — он плачет.
Стас поднимается со своего места, обходит стол и, оказавшись позади сидящего Шнайдера, обнимает его за плечи, зарываясь носом в сырые от снега кудри.
— Страшно, что ты вообще мог не дожить до этого дня, что тебя вообще могло не быть... Не быть у меня.
Шнайдер берёт ладони парня в свои и, прижимая к лицу, продолжает рыдать уже в них.
Когда они выходят на улицу, уже смеркается. В их планах поужинать в “Арарате”, поехать домой и пораньше лечь спать. Внезапно дорогу к выходу с территории преграждает офис-менеджер Машка, без верхней одежды, она сходу налетает на них, пугая своим мелким ростом и громким голосом:
— А куда это вы собрались? Особенно ты! — она тычет пальцем прямо в грудь Шнайдеру. — Тебя Флаке зачем сюда вызвал? Ангар уже освободили, и все в сборе!
— Какой ангар? — непонимающе вопрошает Стас.
— Складской! Номер тринадцать! Флаке распорядился распределить всё содержимое оттуда по соседним, чтобы освободить место для ваших репетиций, и сейчас у вас, — она снова тычет пальцем в Шнайдера, — там собрание! Быстро!
Сами не понимая, почему они слушаются эту чернявую шмакодявку, двое спешат к указанному складскому помещению, где их уже ожидают пятеро немцев во главе с Ландерсом и скучающая в сторонке Диана.
— Мне заказали концерт, — с ходу заявляет Пауль, — но у меня нет музыкантов, так что извините, ребят, как бы вам ни была неприятна эта затея, но придётся вспомнить школьные годы. Инструменты я заказал, и для тебя, — он поворачивается в сторону Шнайдера, обворожительно улыбаясь, как ни в чём ни бывало, — самая лучшая ударная установка уже в пути. Инструменты доставят через четыре дня, и тогда начнём репетиции. Отказов не принимается!
— Не принимается, — отзывается Тилль откуда-то из глубины ангара, — если даже Я согласен петь, то у вас, ребята, просто нет выбора — будете играть! Такого нового года этот город ещё не видывал! Сегодня мы с Хайко перелопатим загашники, выудим из небытия наши старенькие хиты — те, с которыми мы блистали на школьных площадках в своё время, и составим программу шоу. Ну а лицом пиар-кампания будет Ландерс — всё-таки, он единственное узнаваемое лицо из нас, в буквальном смысле. И, если верить нашей юной офис-менеджерке, поклонников у данного лица хватает даже здесь. Так что стартуем не с нуля!
— Ой чёрт! — подаёт голос до этого тихо стоящая в стороне уткнувшись в свой айфон Диана. — Тут пишут, что на Новый Год Кречетов организует грандиозное мероприятие в центре города! Все соцсети только об этом и трещат!
Взгляды всех собравшихся медленно, но неуклонно переводятся на Круспе.
— Так, значит? А вот это уже вызов! Я буду не я, если наше мероприятие наделает шуму меньше, чем генеральское!
— Можно поинтересоваться, Круспе, зачем ты увязался с нами? — шёпотом спрашивает Шнайдер сидящего напротив него Рихарда, пока Стас удалился к барной стойке полупустого “Арарата”, чтобы, не дожидаясь официантки, сделать заказ.
— Ты поработать мне дашь или нет? Уж и сходить с ними никуда нельзя — да не бойся ты, не отобью я твою зазнобу, он, знаешь ли, не в моём вкусе.
— Я не об этом, зачем ты вообще постоянно к нам липнешь? — с раздражением не унимается Шнай.
— А у меня, может, друзей нет, не думал об этом? Только и остаётся, что к вам липнуть: Стасян, вроде, парень не плохой, ну а ты... Ты просто меня не прогонишь.
Шнайдер на секунду задумался, не отрывая взгляда от дерзкого и непривычно свежего Круспе. Вдруг, глаза того округляются, а рот приоткрывается — совершенная физиономия Рихарда скривляется в выражении недоумения, притом что всё это время его глаза сквозь линзы очков не отрывались от экрана планшета.
— Эй, Рих, ты чего? — с беспокойством треплет его за плечо Шнай, — обиделся, что ли?
Тот лишь молча разворачивает экран планшета в сторону собеседника.
“Провокацией грозит обернуться заявленное руководством ММК новогоднее мероприятие. По сведениям из надёжных источников, запланированный на новогоднюю ночь рок-концерт в клубе “Галактика” может быть отменён местными органами правопорядка как нарушающий статью 6.21 КоАП РФ. Группа гражданских активистов выступила с требованиями к городской прокуратуре проверить содержание текстов малоизвестной и никому не интересной группы Раммштайн, чей концерт и заявлен в качестве гвоздя мероприятия в вышеупомянутом клубе на новогоднюю ночь. Реклама концерта уже заполонила все городские соцсети, среди пользователей которых немало несовершеннолетних. Напомним, что спонсором концерта является Мценский Мебельных Комбинат, контрольный пакет акций которого принадлежит иностранным инвесторам. В очередной раз с прискорбием отмечаем, что иностранный капитал снова пытается вклиниться в общественно-политическую жизнь одного из российских регионов, преследуя своей целью раскол в обществе, и особенно, в кругу наших наименее защищённых сограждан — подростков. Комментарий отца Дементия, настоятеля церкви святой Алёны Арзамасской: “Очевидно, что супостат не успокоится, не разложив нашу молодёжь, наше будущее окончательно. В борьбе с сатанинскими влияниями чужеземцев, мы, церковные служители, призываем население области объединиться вокруг светских властей нашего региона, дабы дать достойный отпор иноземным завоевателям”. Официальных комментариев со стороны представителей прокуратуры пока не поступало. Мы будем следить за развитием событий”.