Очень скоро ему становится плохо — буквы плывут перед глазами, в висках пульсирует, голова кружится. Первой мыслью приходит подозрение о нечистоплотном происхождении потребляемого пива. Круспе рывком вскакивает с постели, чуть не потеряв при этом равновесие и не рухнув на пол, на полусогутых ногах подбирается к окну и распахивает его, позволяя холодящему воздху ворваться в пропахшее пóтом и солодом помещение. Сделав несколько глубоких вдохов, ему, наконец, удаётся сфокусировать взгляд на алой вывеске, что виднеется из окна его кельи. Кофейня. Улица Ленина. Редкие прохожие. Сонное царство в центре города. Рихард протягивает руку ко всё той же тумбочке и нащупывает зажигалку и одну из валающихся рядом полусмятых пачек. Наощупь извлекает сигарету и дрожащей рукой прикуривает, отправляя терпкий дым гулять над Ленинской. Затяжка-другая — ему хорошо. Вот оно, вот почему ему было так невносимо трудно совладать с компьютером: он давно не курил. А ещё он забыл надеть очки. Вытащив драгоценный аксессуар из дорогущего диоровского футляра и водрузив тяжёлую оправу на свой лисий нос, он, наконец, чувствует себя полноценным человеком. Живым и беспощадным. Он даёт себе слово не ложиться спать, пока всё дерьмо из пабликов не будет подчищено. О том, что делать с онлайн-последствиями трагедии, он подумает завтра.
Третья бутылка отправляется в угол с глухим звоном. Нет, Круспе конечно эксцентричен, но он не свинья, он не стал бы швырять стеклотару туда, где она могла бы разбиться. Он просто легонько подпинывает очередную пустую бутыль на покрытый пушистым ковром пол. Четвётая на очереди — самое плохое, что говно, нуждающееся в подчищении, всё никак не заканчивается, а выходить в туалет каждый раз приходится за пределы комнаты. В гостиной что-то вроде собрания, и на Круспе, шатающегося туда-сюда по маршруту спальня-сортир никто не обращает внимания, но всё же… И с каких это пор он стал так чувствиетелен к чужому мнению? Это всё усталость. Вот сейчас он закончит свой ассенизаторский марш-бросок по просторам вконтактика и с чувством выполненного долга ляжет спать.
“Ловушка для молодёжи?”, “Праздник с запахом бензина?”, “Попытка ритуального сожжения?”, “Хромая Лошадь-2?”, — пролистывая заголовки региональных пабликов Круспе тяжело вздыхает. Редкостное мракобесие. Он не собирается вникать в то, что там на самом деле произошло — для этого достаточно шерлоков; его дело простое — минимизировать вред, нанесённый имиджу ММК в информационной сфере. И он не знает, как это сделать.
Глаза слипаются, рука с пивом ослабевает, откидываясь в сторону и позволяя ручейку цвета слабой ржавчины вытекать прямо на постель. Круспе видит огни машин спецслужб, видит сизый дым на фоне белого пустыря, видит ошалевшую толпу, тыкающую в него своими мобильниками. Он хочет пройти мимо и скрыться в полицейском автомобиле, но чувствует острый укол куда-то в бок. Он оборачивается в сторону предполагаемого агрессора и видит её. Её пару тёмно-карих глаз. Они с укором смотрят на него, и вскоре выражение укора сменяется прищуром кричащего обвинения. Чуть узковатые, изящно-раскосые карие глаза, красноватые и припухшие от слёз, смотрят на него и колют. Круспе вздрагивает и очухивается от нездоровой дрёмы. Пиво из бутылки почти вытекло — придётся менять не только бельё, но и застирывать матрац. На дне ещё остаётся пара глотков, и Рихард ликвидирует их в один замах, отправляя очередную пустую бутыль в угол ковра. Сняв сползшие на бок очки, он сперва протирает липкие от полусна глаза, затем краешком одеяла протирает чуть заляпанные от соприкосновений с кожей стёкла, водружает очки обратно, и только тогда замечает, что лэптоп сбоку от него всё ещё включен. Окошко контактика мигает оповещением о новом сообщении. Очередной стёб от очередного юмориста — Круспе уже устал всех их блокировать. Скривив губы в недовольной ухмылке, он фыркает через нос, как конь в стойле, и нехотя открывает мигающую вкладку.
“Привет. Ты где? Ты цел? С тобой всё в порядке? Что это было?”
“Это я”
“Ответь, я волуюсь”
Все сообщения от пользователя по имени Ирина, ясные раскосые глаза глядят с аватарки.
Круспе захлопывает ноутбук, не разлогиниваясь, отбрасывает его в сторону и тянется за очередной бутылкой.
Отметившись на входе, Стас долго плутает в пустынных коридорах районного управления ФСБ, пока, наконец, не находит нужную дверь.
— Можно к тебе? — Стас впервые навещает друга на его рабочем посту. Раньше как-то бывать в большом сером здании с памятником Дзержинскому у входа ему не доводилось.
— Проходи скорее, — Серёга силой затаскивает его в кабинет и запирает дверь на ключ изнутри.
— Спасибо, что согласился встретиться.
— Спасибо, что приехал на работу. Домой не зову — Наташка ещё грудью кормит, а ты знаешь, как она вечно за тебя волнуется — боюсь, от таких разговоров как бы не перенервничала... — Серёга ходит по кабинету взад-вперёд, выражая непритворную нервозность. — А в кабак не зову, потому что стрёмно, понимаешь! Сейчас за нами за всеми слежка! Если что, я тебя здесь допрашивал. Понял?
— Понял, — кивает Стас, присаживаясь на краешек кресла. — Ну, что скажешь? Ты уже в курсе?
— Да в курсе я всего, друг, в том-то и дело! Говорил тебе ноги делать оттуда, до добра эти иностранцы тебя не доведут! Доигрался-таки, шьют твоим боссам дело о халатной небрежности, повлекшей за собой угрозу здоровью и жизни граждан.
— Серёг, скажи, а ты записи с камер видел? — Стас стесняется своей прямоты, но если есть хоть какой-то шанс выудить у друга толику важной информации, нужно действовать.
— Видел. Всю ночь здесь кряхтел. Хотя к самому делу меня не допустили. С утра тут все на ушах были, а потом меня ласково попросили остаться на дневное дежурство — и это после ночного! — а сами рассосались кто куда. Наверняка, про тебя пронюхали. На нас же досье... Но вот записи мы всем составом просматривали.
— И? Ты же видел, что это не мы устроили пожар?
— И... Видел. Знаю, что не вы. Но это ничего не решает. Записи уже у людей Кречетова, если ты понимаешь, о чём я.
— Понимаю. Но, по крайней мере, ты мне веришь, веришь, что ММК здесь ни при чём?
— Верю.
— И что?
Серёга молча открывает сервант, извлекает оттуда початую бутылку коньяка и две стопки, наполняет их доверху и двигает одну Стасу. Они так же молча выпивают, не чокаясь, будто умер кто. Серёга следом наливает ещё по одной, и уже после второй произносит:
— Что-что. Да, вы здесь ни при чём.
— А Кречетов?
— А Кречетов, — Серёга наливает третью, опрокидывает залпом, со стуком ставя пустую стопку на стол, — а Кречетов — мой генерал.
Уже в дверях, протягивая руку к ключу, чтобы открыть перед другом дверь, он склоняется над Стасовым ухом и едва слышно шепчет:
— Я видел записи и поджигателя видел. Личность мне незнакомая. Просто имей в виду... — Он чуть мнётся, и наконец завершает фразу: — Имей в виду — это баба.
Флаке выскакивает из подъезда и запрыгивает в ожидающий его белый фургончик. Спешно поздоровавшись за руку с водителем, он переходит к расспросам:
— Артур, мне Володька позвонил. Какие у вас идеи?
Водитель трогается в путь, планируя по безлюдным первоянварским шоссе добраться до “Галактики” менее чем за полчаса.
— Володька сказал, что карты памяти со всех камер изъяли менты. Но на жёстком диске компьютера оператора должны сохраниться резервные копии. Заказ с клубом был срочным, и я не стал организовывать для вас личный онлайн-кабинет, обошёлся обычными хранилищами даных. Вот только съёмные носители — это лишь одна копия из двух. Если они не утащили сам комп, или если ваш оператор чего не напортачил, у нас есть шанс…
Далее они едут молча — сиреневые сумерки спускаются на город; сумерки зимой короткие и яркие, и наступает момент, когда даже снег на обочине шоссе окрашивается в бледный неоново-сиреневый цвет. Флаке любуется игрой красок, его взгляд пуст, а губы недвижимы, однако в мозгу у него закипает настоящая каша. Добравшись до пустыря, они тормозят чуть поодаль — полицейских машин уже не видать, лишь вытоптанная тысячью ног и испещрённая десятками шин парковка и жёлтые ленты оповещают о том, что на этом месте что-то случилось. Володька ждёт их в стороне от входа. Все трое прекрасно понимают, что проникая на опечатанный объект они нарушают закон, и потому об этом даже никто не заикается. Зашли, вышли и забыли. Они проходят внутрь, отводя ленту, перекрывающую вход, в сторону, осторожно, чтобы не порвать. Володька отпирает двери своей копией ключей, также аккуратно прикрывает их за собою, и троица уже стремится в самый дальний угол здания — в импровизированную операторскую.